«Академия русской символики «МАРС»
ПУБЛИКАЦИИ

К списку публикаций

И. Шульгин

Происхождение казачества на южном рубеже Руси. Появление Ермака и завоевание им царства Сибирского

(Читано в Собрании Императорской Российской Академии Июня 28 дня 1841 года)

 

Санкт-Петербург. В типографии Императорской Академии Наук. 1842.

 

На южных и юго-восточных пределах Руси образовалась издавна боевая жизнь, вследствие положения сего края, открытого для набегов разноплеменных хищников. Вся полоса земли от реки Урала до реки Дуная была повременным обиталищем кочевых народов, являвшихся здесь, заведомо для Истории, с ІV до XIII века. Естественно, что на рубеже жилищ этих бродячих племен с оседлыми племенами Славян должна была, происходить война непрерывная, и также естественно, что вторжения Печенегов и Половцев с X до XII века, должны были образовать и в сопредельных Русских землях воинственные дружины, готовые встретить врагов, отплатить им набегом за набег, а иногда и вместе с ними ворваться для грабежа в пределы Русских княжест, терзаемых войнами междуусобными: вот прямое начало Казачества! Бродники, то верные слуги Русских Князей против Половцев, вероятно и сами Русские, по крайней мере Христиане; то помощники Половцев в их набегах на Русь, суть настоящие родоначальники Казаков.

Жизнь эта развивалась во всей полосе земель от Днепра до Волги и в последующие времена; но по-видимому она получила наиболее сильное развитие с половины XII века; с тех пор начинает чаще и чаще слышаться имя Казаков. Образованию и распространению этого воинственного братства с половины XIV века содействовало без сомнения современное положение Кипчацкой орды. В ней, по смерти Бердибега (1359 г.), начались беспрерывные междоусобия и разделения, среди которых погиб род Батыя; в течение 20 лет 16 ханов из разных, и частью неизвестных родов, быстро сменяют друг друга на Сарайском престоле, зверски истребляя один другого, и между тем, как окровавленный юрт Батыя делается таким образом кратковременною добычею то одного хана, то другого, вдалеке от Шерисарая, в странах по верховьям Аму и Сыр-Дарьи, уже бьются за обладание Сарайским престолом два потомка Чучеева рода: Урус и Тохтамыш; последний, поддержанный Тамерланом, после нескольких неудач, одолевает соперника; одолевает и сына его, Тимур-Мелика, и в 1576 г. делается владыкою улусов по течению Сыр-Дарьи. Тогда, с согласия Тамерлана и с его помощью, Тохтамыш отправляется для покорения Батыева улуса, в котором Темник Мамай располагал до сих пор судьбой Кипчацкого престола, играя ханами Золотой Орды, пока наконец наскучив игрою и низложив поставленного его рукою, Магомет (Мамат) Султана, сам сделался ханом. Тохтамыш перехватил Мамая, бежавшего с Куликова поля; разбил и уничтожил его при Калке (1580 г.), и овладел улусом. Но и Тохтамыш не мог спокойно властвовать. Сначала он должен был бороться с меньшим сыном и внуками Урус-Хана, оспоривавшими у него престол; успешная борьба с сими противниками поселила в Тохтамыша надменное доверие к собственным силам: он забыл, чем одолжен Тамерлану; троекратно побеждённый им, Тохтамыш готовился снова восстать на своего благодетеля, но был окончательно поражён (1595 г.) и лишён престола, на который рукою победителя поставлен был Койричак-Аглен, сын Урусов. Новый хан также нетвердо сидел на шатком престоле Шерисарая: и низложенный Тохтамыш, при помощи некоторых своих приверженцев в орде, и при покровительстве Витовта, еще домогается воротить потерянное царство; и сыновья его, по смерти отца, стремятся к тому же и бьются с ханами рода Урусова; и в самом сем роде ханы враждуют и низвергают друг друга; и Едигей, новый Мамай в орде в сие время, рукою своею ставит и низлагает ханов: и люди не Урусова и не Тохтамышева рода, может быть даже и вовсе не Чингисханова племени, при сих беспорядках овладевают престолом. Одним словом, с половины XIV века и почти до конца бытия своего, до исхода ХV столетия, орда, с весьма немногими и небольшими промежутками, была позорищем кровавых переворотов, которых последствием было расторжение ее, еще прежде уничтожения ханов в Сарае, на несколько отдельных друг от друга царств. От такого хода дел в орде и происходило, что если с одной стороны власть ее ханов ослабела и стала менее тяжела для князей Русских, то с другой стороны эта же самая слабость власти ханов давала простор своеволию вождей и вельмож Татарских, которые и в орде поднимали оружие то за одного хана, то за другого, и Россию терзали своими набегами; никогда не были столь часты грабительственные вторжения отдельных Татарских полчищ, как в эти времена по всей линии земель от Днепра до Волги.

По всей же этой линии составлялись и усиливались и со стороны России притоны воинственных удальцов, и для отражения Татарских набегов, и для возмездного вторжения в самые их улусы, которые при беспорядках собственных междоусобий, представляли и для Русских наездников нередко богатую добычу. Под влиянием таких-то обстоятельств развилось Казачество в двух главных притонах: по низовью Днепра от устья Самары, и по Дону, от устья Иловли. Полоса земли от сох пределов на С. до Курска и Воронежа, представляла землю совершенно запустелую — настоящее приволье для безнаказанного разбоя, а на Ю. к морям Черному и Каспийскому, по степям скитались отдельные орды Татар, и изредка проходили купеческие караваны к торговым городам, на берегах сих морей —- новая приманка корыстолюбию, и новый разгул удальству своевольному. Казаки при Днепре и Доне, Русские по происхождению и вере, но независимые от Русских самодержцев, жили и умирали среди беспрерывных военных тревог; бились с погаными, как Христианские витязи, и грабили как необузданные разбойники, и чужих и своих; не колеблясь и не размышляя шли на смерть для добычи. Величайшей политической ошибкою Иоанна Грозного было, что он вопреки благоразумным советам Адашева, не позаботился привязать Казаков к своему правительству; предоставил Сигизмунду и потом в особенности Стефану Баторию, образовать из Казаков Днепровских воинство, которое могло быть чрезвычайно важным для Польши, если бы преемники Баториевы имели благоразумие поддержать его учреждения и не ожесточили Днепровских Казаков своими изуверными притеснениями: еще хуже, что Грозный, покорением Астраханского царства продвинув пределы своей державы до Каспийского моря и реки Терека, оставил Донских удальцов на произвол судьбы и их собственной необузданности. Примыкая с одной стороны к новоприобретенным, но еще неустроенным Русским землям по низовью Волги, а с другой к владениям Крымского хана, Казаки с родного Дона пускались и в северо-восточные улусы Крымские бить и грабить неверных; пускались разбойничать и на нижнюю Волгу, которая по утверждении Русской власти на берегах и на устьях ее, сделалась путём и торговых и дипломатических сношений России с Персией и с другими странами Закаспийскими. Азов при устье Дона, и Астрахань при устье Волги, города богатые торговлею, бывали преимущественным предметом корыстолюбивых Казацких поисков. Царь, и по жалобам Крымского хана и для обеспечения своих собственных караванов и послов, должен был неоднократно посылать войско и на Дон и на Волгу; должен был в отклонение неудовольствий и Крыма и Турции, говорить в своих грамотах хану: «Мы-де к твоему юрту Казакам приходить не велевали; они свое казачье дело делают, инолды им удастся, а инолды не удастся, и не но нашему веленью на Дону живут, бегая из нашего государства; на Дону и на Волге и наши казны грабливали, и мы зато их кажнивали». — Таким образом напр. еще в 1557 посылал Государь Ляпуна Филимонова на Волгу удерживать Казаков от грабительств и набегов на Ногайские улусы, и те Казаки «воры» уверив Филимонова, что они служат Царю и зазвав его в свои станицы умертвили его, со всем его отрядом. Почти тогда же Казаки напали на дьяка Ржевского, который ехал с казною и запасами на судах в Астрахань, и побили людей, при нём находившихся, и казну ограбили. Когда вследствие сего сильный отряд царских войск послан был опять на Волгу, Казаки разбежались; только не многие отсталые были настигнуты и схвачены. Иоанн потом отправил два отряда на Дон, с целью истребить вовсе самые станицы Донской вольницы: один должен был идти вниз по реке, другой подниматься от Азова вверх. Казаки или отбивали царских воинов, где видели себя сильнее, или разбегались и исчезали в степях Придонских, оставляя в добычу своим неприятелям пустые и наскоро построенные свои хижины; по миновании опасности снова сходились на родное пепелище; легкие жилища снова возникали, и станицы снова кипели разгульной жизнью.

В таком-то мире и среди таких обстоятельств жил Ермак, вероятно уроженец берегов вольного Дона вопреки известию одной из позднейших летописей, которую справедливо отвергает Карамзин, и которая выводит род Ермака из Суздаля, а самого его делает уроженцем берегов Чусовой, и оттуда уже переводит на Волгу, чтобы потом опять привести на берега Чусовой. Истории принадлежат только последние 5 или 6 лет его жизни, когда он, оставя позорное ремесло Волжского разбойника, стал со своими храбрыми на восточном рубеже отечества, защищая новоприобретенные страны в нынешней Пермской губернии от набегов Приуральских и Зауральских хищников, и потом совершил последний славный подвиг, прибредший ему бессмертие. Предшествовавшие тому обстоятельства его жизни, равно как и его происхождение, столь же неизвестны, как неведома его могила.

Ермака начинает знать История предводителем шайки разбойников, опустошавших своими набегами низовья Дона, Волги, и Урала. Временный страх, произведенный в Донских притонах посыланными туда по повелению Царя ополчениями, миновал, и разбои Казаков усилились больше прежнего, так что они не пощадили Русских купцов, ехавших в Персию, и даров, отправленных Царём Шаху; другие шайки их распространили свои поиски до реки Яика в улусы Ногайские и ограбили Сарайчик, главный город в сем крае. Имена пяти Атаманов: Ермака Тимофеева, Ивана Кольца, Якова Михайлова, Никиты Пана и Матвея Мещеряка, сделались страхом не только для промышленных путешественников но низовью Волги, но и для окрестных улусов кочевых Татар. Еще в 1577 г. Царь вновь послал войско свое, под начальством Стольника Мурашкина, в здешние страны; но и эта экспедиция не больше имела успехов, чем прежние: некоторые шайки были побиты и рассеяны; другие разбежались.

Громкая молва об удальстве и мужестве Ермака и его товарищей принесла имена их на берега Камы и Чусовой, где с 1558, по грамоте Царской, данной Григорию Строганову, владели тогда сын его Никита, брат Семён и племянник Максим Яковлев, землями, с правом водворять на них поселенцев и пользоваться дарами тамошней природы, за исключением руд; торговать в течение 20 лет беспошлинно солью и рыбою, и для защиты своих заведений ставить места укреплённые и содержать вооружённых людей, принимая к себе всяких людей вольных, не беглых и не тяглых. Строгановы, обороняя свои промыслы по Каме и Чусовой, оберегали чрез то и весь северо-восточный край России, смиряя своими силами инородцев по обе стороны Уральских гор, и обязывая присягою на верность Царю Русскому. Но обстоятельства для них, когда Кучум, вероятно потомок Шейбани, пятого сына Чучеева, низверг данника нашего Едигера и овладел царством Сибирским. Кучум также признавал себя сначала данником Иоанновым, и по указу Государеву 1571 обязался платить в Казну по 1000 соболей в год. Но когда он счёл власть свою достаточно утвержденною на Сибирском престоле, то не только сам перестал платить определённую дань, но начал обращать в свое подданство и покорных уже России Остяков и Вогуличей, придвигая владычество свое все ближе и ближе к Каменному Поясу. Опасаясь противодействия Строгановых, Кучум послал (г. 1515) племянника своего Мегметкула к берегам Чусовой истребить тамошние их укрепления. Мегметкул хотя в набеге своём и успел многое разорить, но был отражён Строгановыми, которые не смели преследовать хищника в его собственную землю, не имея на то указа Государева. Иоанн, по жалобам и просьбе Якова и Григория Строгановых, дал (г. 1511) грамоту, которого они уполномочивались идти с оружием в руках за Каменный Пояс, воевать неверного царя Кучума. Братья Строгановы не имели, по-видимому, достаточных средств воспользоваться тогда же данным им от Царя правом, и уже по смерти Якова и Григория, меньшой брат и сыновья их произвели в действо предприятие, замысленное предшественниками. В 1579 Семен Строганов с племянниками отправил грамоту к Ермаку, приглашая его в свои земли, и Ермак со своими храбрыми товарищами и с 510 удальцов отправился с берегов Волги на Каму, где видел он для себя и своих поприще непорочной славы и богатой добычи. Действительно, по прибытии атаманов с храброю дружиною, присмирел этот край, возмущенный внушениями Кучума и вторжением Мегметкула, а Вогульский князь Бегулий, ворвавшийся (г. 1581) в селения Строгановых по Чусовой, был разбит на голову и взят в плен Казаками. Тогда решено было отправить под начальством Ермака ополчение за Каменный Пояс «очистить землю Сибирскую и выгнать безбожного Салтана Кучума». Ермак устроил свою небольшую дружину, состоявшую из 810 человек Русских, Татар, Литовских и Немецких пленников, которые в тех местах содержались; снаряжены были ладьи, нагруженные запасами и снарядами, небольшими пушками и пищалями семипядными, и 1-го Сентября 1581, в день нового года, по совершении торжественного молебствия, отправился Ермак вверх по Чусовой к Уральским горам. Так начат был атаманом его бессмертный подвиг.

Поднявшись по Чусовой в реку Серебрянку и дойдя до самой подошвы Уральских гор, Ермак оставил здесь ладьи, и волоком перебрался до реки Жаравли, впадающей в Тагил. Отсюда, в ладьях, наскоро построенных, пустилась дружина по Тагилу в Туру, где уже начиналась область Кучумова царства. На месте нынешнего Туринска стоял Епанчин юрт, укреплённый стан князя Епанчи, подвластного Кучуму. Здесь был первый бой и первая победа Ермака. Отсель новые беспрестанные победы прокладывали атаману путь к Тоболу; но эти победы дорого ему обходились и только огнестрельное оружие давало Казакам перевес над неприятелями, гораздо многочисленнейшими, но не знавшими его употребления. На Тоболе, при устье Тавды, Ермак взял в плен одного знатного чиновника Кучумова, который для спасения жизни своей сообщил победителю все нужные для него сведения, и освобожденный из плена, он же известил Кучума о нашествии воинов, неодолимых мужеством и стреляющих огнём и громом смертоносным. Кучум, уже тогда лишившийся зрения, собрал войско из всех своих улусов и расположился укреплённым станом на Чувашском мысу на берегу Иртыша, к С. от своей столицы Искера или Сибири, рушась не допустить атаманов до города, а племяннику своему, Мегметкулу, с многочисленною конницею, велел занять пространство между Иртышем и устьем Тобола.

Треугольник между сими реками и сделался, в течение Октября 1581 года, театром почти ежедневных битв. Отразив быстрый натиск конницы Мегметкуловой меткими выстрелами из своих орудий, Ермак вышел из окопов, которыми укрепил себя на берегах Тобола, и сам бросился на неприятеля; довершив победу, он, не смотря на сильнейшее сопротивление Татар, проложил себе путь к устью Тобола, и двинувшись от сей реки к Иртышу, разбил мурзу Карачу, которого юрт находился близь нынешнего селения, носящего еще имя сего Татарского владельца; поражение Карачи открывало Ермаку путь к самому Искеру. По приближении атамана к берегам Иртыша, битвы стали еще упорнее и кровопролитнее; Кучум, вышедший из своих укреплений, и Мегметкул, мужествовали, и бились отчаянно, желая отстоять столицу. Дружина Ермака убыла и от боев и от трудов беспрерывных: многие не видя впереди ничего, кроме погибели, казавшейся неизбежною, были того мнения, чтобы воротиться назад; но Ермак успел восстановить упавшее мужество своих сподвижников; решено было вступить в последний отчаянный бой: либо погибнуть славною смертью Христианских витязей, либо водрузить знамена отечества на высотах Кучумовой столицы. Октября 25, с верою и молитвою, и с громким восклицанием: «с нами Бог!» Казаки вступили в этот решительный бой: Ермак, и верный сподвижник его Иван Кольцо, были всюду впереди; Мегметкул, тяжело раненный, должен был оставить сечу; отсутствие его произвело замешательство в войске Кучумовом; некоторые Остяцкие князья обратились в бегство; оробели и Татары; Казаки быстро сим воспользовались, и, под прикрытием своих орудий, ринулись на смятенного неприятеля, и довершили победу; Кучум бросился в бегство, и едва успев взять в своей столице часть казны своей, отступил далеко на Ю., в степи между Иртышем и Ишимом. Так совершилась достопамятная битва Ермака на Чувашском мысу (в двух вёрстах выше устья Тобола), стоившая ему жизни 101 храбрых сподвижников, и доселе поминаемых в Тобольской соборной церкви. Следствием знаменитой победы на Чувашском мысу было торжественное вступление (26 Октября) победителей в город Искер или Сибирь, стоявший на высоком крутом берегу Иртыша, при впадении в него речки Сибирки, в 19 вёрстах выше нынешнего Тобольска. Запустелое ныне место сие называется и теперь Кучумовым городищем. В нём получили Казаки великие богатства, но не нашли ни каких запасов продовольственных и, роскошествуя приобретённою добычею, терпели недостаток в первейших потребностях жизни. Вскоре однакож эта опасность была отвращена прибытием Остяцких старшин с изобильными запасами, дарами и изъявлением покорности: вслед за тем явились и многие Татары с семействами из окрестных юртов. Ермак, умев доселе побеждать неприятелей оружием и мужеством, умел теперь привязать к себе побеждённых великодушием и ласкою; успел утвердить их в мысли о безопасности их жилищ и собственности, и явил в принятых им мерах необыкновенный ум и характер, в правительственных учреждениях между покоренными, равно как и в сохранении порядка и подчиненности между своими; необузданная вольница, его сопровождавшая, являлась смиренною к завоеванной стране и трепетною перед вождём, который в битвах и опасностях товарищ своих сподвижников, был грозным и неумолимым владыкою во взысканиях за всякое притеснение жителям. Такими действиями поселяя к себе доверие туземцев, для которых и власть Татар была доселе столь же чуждою, как и новая власть Русских, боле прежней праводушная и ласковая, Ермак без боя делал новые приобретения: соседние Вогульские князья, жившие со своими племенами по Иртышу ниже устья Тобола, добровольно покорялись победителю и присягали в верности России. Между тем Кучум не терял ни желания, ни надежды, изгнать из царства своего дерзких завоевателей. Ермак в начале весны следующего года (Апр. 1582) известился, что Мегметкул снова приближается с Ю., и что он расположился станом в нижних частях реки Вагая. Атаман отрядил 60 избранных удальцов, которые должны были пробраться скрытно в стан Татарский. Отчаянное предприятие совершено счастливо. Казаки, перерезав многих сонных Татар, схватили самого царевича живого и с торжеством привезли в Искер. Кучум, лишась в племяннике важнейшей своей подпоры и надежды, не смел предпринять ничего, и откочевал далее к Ю., в степи, по верховьям Ишима расстилающаяся.

Таким образом безопасный, по крайней мере на это время с Ю., Ермак, оставив часть дружины своей в Искере, пустился с другою на судах вниз по Иртышу; в этом плавании достиг до впадения сей реки в Обь, и покорил жившие здесь племена Вогуличей и Остяков, и оружием и великодушием. Назначив одного, наиболее ему преданного Остяцкого князя Алачу, главою края, лежащего при соединении Иртыша с Обью, победителем торжествующим и уважаемым возвратился Ермак тем же путём в Искер, и тогда уже отправил сподвижника и друга своего Ивана Кольца с грамотою к Царю Иоанну, «бить ему челом царством Сибирским», просить его Государева указа о присылке воевод и принятии Сибирского царства под свою державу до скончания мира; себя же и товарищей своих, Ермак предавал во власть Божию и Государеву. Кольцо прибыл к Строгановым, которые и спешили с ним в Москву. Столица и Государь были в это время в унынии по причине худых обстоятельств нашей войны с Баторием, безуспешности переговоров с ним и его высоких требований; на которые, и непостижимое малодушие Иоанна и собственные успехи, давали право Королю Польскому. И при всяком другом положении дел, вести, подобные тем, какие привез с собою Кольцо, должны были произвести радость; они произвели восторг в эту эпоху. Разумеется само собою, что не гнев и память прежних вин, а милость и почести нашёл Кольцо у Грозного Царя: одаренный и восхваленный Государем, он отправился назад с дарами и похвальною грамотою Ермаку и его сподвижникам; вёз с собою знаменитому вождю титло Князя Сибирского, две брони, серебряный кубок и шубу с плеча Царского; получил позволение на возвратном пути набирать охотников для переселения в ново завоёванное царство. В тоже время Иоанн повелел воеводе князю Волховскому с 500 стрельцов отправиться в Пермь, чтобы оттуда, следующею весною (1585 г.), взяв у Строгановых суда и людей, идти путём Ермаковым на помощь ему, а Епископу Вологодскому отправить туда 10 священников с их семействами, для водворения православия в неверном краю. Но еще прежде возврата Ивана Кольца с царскими дарами и жалованьем, и прибытия князя Волховского с ратною помощью, Ермак из Искера с своею уже малочисленною дружиною предпринимал походы от устья Тавды вверх по ее течению, и в страну между Тавдой и Кондою. Жившие в сих местах Вогуличи отчасти мирно признали над собою власть Русского Царя, отчасти принуждены были к тому страхом оружия, и таким образом пространство от Иртыша до Каменного Пояса было уже покорно Ермаку, когда воротился Кольцо, и вскоре после него и князь Волховской прибыл в Искер. Но с этого именно времени, когда при новых способах должно было ожидать новых и больших успехов, начинаются бедствия. Открылась жестокая болезнь, которая поражала сначала новых пришельцев из Москвы, а от них сообщилась и Казакам; обнаружился недостаток в припасах; зло усиливалось; болезнь и голод, при зиме необыкновенно жестокой, быстро истребляли людей; в числе многих умер и воевода Иоаннов князь Волховский. Хотя с возвращением весенней теплоты, беды и миновались, но Ермак чувствовал, что ему с оставшейся горстью изнурённых сподвижников не удержать обширного завоевания. Он снова отправил (1581 г.) грамоту к Царю, донося о прошедших бедствиях, но вместе и умоляя о помощи немедленной и сильной. При этом Ермак отправил в Москву, по повелению Государя, и царевича Мегметкула, который и служил после в наших войсках. Посланный Ермаков уже не застал в живых Иоанна.

Между тем Ермак подвергся вскоре величайшей опасности в Искере. Мурза Карачи, побеждённый им в 1581 на пути от Тобола к Искеру, по разбитии и бегстве Кучума, покорился Ермаку, и оставлен в покое с свои мулусом кочевать в нижних частях Тары, недалеко от впадения ее в Иртыш. Карачи являлся преданным, и раболепно льстя победителю, успел уверить его в своей искренности, и вероломно обманул доверие. Имея всюду лазутчиков и связи, он знал о худом положении Казаков в Искере; чтобы еще более ослабить страшного Ермака, мнимый союзник просил у него помощи против Ногаев, будто бы нападавших на улус его. Ермак считая коварного Мурзу надёжным стражем южных степей от Иртыша до Вагая, и сберегателем этой части Сибирского царства от покушений Кучума, все еще скитавшегося в степях по верховью Ишима, решился помочь полезному, как он думал, союзнику, хотя сам нуждался в людях: он отправил 10 лучших своих воинов под начальством друга своего Кольца, к Караче. Татарин ожидал, вероятно, большего числа, замыслив злодейство, которое совершил с пришедшими доверчиво на помощь ему Казаками; он велел перерезать храбрых и их знаменитого предводителя, и тогда снял с себя личину. Общий мятеж, произведенный Карачей, разлился вокруг Искера, и бывшие подданные Ермака окружили в великом множестве победителя своего в его столице, не приступая к осаде города, хотя защищаемого горстью людей, но людей, которых дивное мужество известно было по опыту всем, возмутившимся, и которые владели страшным оружием. Ермаку угрожала в Искере или голодная смерть, или позорная сдача: огнестрельное оружие не помогало: мятежники стали на таком расстоянии, что выстрелы из мелких пушек, какие были у Ермака, не могли досягать их. Отчаянная решимость атамана Мещеряка спасла на этот раз от верной погибели, отдалив ее только на короткое время, как увидим Мещеряк, разведав о месте, где находился стан Карачи, ночью прокрался с несколькими отважными сквозь обозы неприятельские; незамеченные достигли казаки шатров Карачи, перерезали великое множество сонных Татар, в том числе и двух сыновей Карачи; произвели величайшую тревогу в стане и беспорядочное бегство неприятелей; Карача, устрашенный, отступил за Ишим и возмутившиеся племена снова присмирели и поддались победителю. Тогда Ермак, чтоб восстановить уважение к своему имени и страх к своему оружию, предпринял поход вверх по Иртышу, и для преследования Карачи, и для утверждения власти своей в странах, куда до сих пор еще не проникало его оружие. Он победоносно прошёл вверх по Иртышу до устья реки Шиша, и возвратился снова в Искер, хотя и с великою потерею в людях, но усмирив всю юго-восточную часть бывшего царства Кучумова, и обезопасив себя с сей стороны на будущее время. Это были последние подвиги Атамана-Князя.

Помощь из Москвы не являлась. Перемены, происшедшие по смерти Иоанна Грозного; козни вельмож, домогавшихся власти при новом добродушном, но слабом Царе; искусное стремление Годунова к полновластию и неискусное противодействие ему Шуйских и Никиты Романова; смятения в столице; бунт Черемисов на луговой стороне Волги, начавшийся в последний год царствования Иоаннова и еще неусмиренный: все это было для нового правительства предметом ближайших забот, и отдалило отправление помощи в Сибирь до самого конца 1584 года. Между тем Ермак сведал, что Кучум прикочевал к реке Вагаю и остановил караван Бухарских купцов, шедших в Искер. Ермак с 50 Казаками отправился на поиск: целый день следуя вверх по Вагаю, он не встретил ни каравана, ни неприятелей: возвратился снова к устью Вагая, и здесь оставя свои лодки, разбил шатры для ночлега на берегу Иртыша, в том месте, где он приняв в себя Вагай, делает крутую излучину, называемую Вагайскою лукою. Кучум, укрывавшийся невдалеке, проведал о месте стана Казаков: под шумом сильной бури, в ночь с 5 на 6 Августа 1581, подошли Татары к шатрам, где и вожди, и воины, утомленные и безопасные, погружены были в глубокой сон. Казаки были все перерезаны, исключая двух: один успел убежать в Искер, другой, и это был Ермак, прянул с крутизны берега в бурный Иртыш, надеясь вплавь добраться до своих лодок, стоявших у небольшого острова; но царская железная броня, с золотым орлом на груди, увлекла отважного в глубину, и волны Иртыша, оглашённого славными подвигами Сибирского героя, сделались ему могилою. Место это называется и доселе у жителей Ермакова заводь, и отстоит на 58 верст от Тобольска. Через 8 дней после того, тело его вытащено было из воды Татарином, ловившим рыбу, и в обезображенном трупе Татары узнали своего покорителя по броне Царской. Сподвижники Ермака, сведав о бедствии, и с потерею вождя лишенные надежды и мужества, решились оставить завоевание, и в числе 150 человек, под предводительством атамана Мещеряка, уныло возвращались в Россию тем самым путём, по которому за три года пред тем победа провела их до столицы Сибирского царства. Кучум, по отшествии Казаков, вновь вступил в свою столицу, и таким образом, казалось, подвиги Ермака были потеряны и для его собственной славы и для России; надобно было снова завоевывать то, что было покорено им.

Но, ни история, ни живая память народная, ни благословляющая память церкви, не отняли и не отнимут у него великого имени завоевателя Сибири; благодарное потомство соорудило монумент ему в Тобольске, городе, возникшем уже под Русскою властью, невдалеке от древнего Искера, средоточия и цели подвигов Ермаковых, и в тех местах живет знаменитое имя его и в названиях урочищ и в народных преданиях.

Карамзин, по летописям, почти современным эпохе завоевания Сибири, изображает наружность Атамана-Князя следующими словами: «Ермак был видом благороден, сановит, росту среднего, крепок мышцами, широк плечами: имел лице плоское, но приятное, бороду черную, волосы темные, кудрявые, глаза светлые, быстрые, зерцало души пылкой, сильной, ума проницательного».

Вернуться к списку публикаций