[В оглавление раздела]

Краткая отечественная история в рассказах
для народных и вообще начальных училищ,
с портретами замечательных лиц.

Составил С. Рождественский

Издание тридцать третье
(98-104 десятк. тысяч)
Одобрена Ученым Комитетом Мин. Народ. Просв. для городских училищ и для бесплатных народных читален; Морским министерством - для школ и библиотек нижних чинов; ведомством Императрицы Марии – для приютов, сельских и патриотических школ; принята в церковно-приходских школах.

С.-Петербург
Книгопечатня «ШМИДТ», Звенигородская, 20.
1912

СЛАВЯНЕ

Лет тысячу с лишком тому назад в нашей русской земле жили два главных народа: славяне и финны. Славяне населяли земли по обеим сторонам реки Днепра и далее к северу, по верховьям рек Западной Двины и Волги, по озеру Ильменю, по реке Волхову и в других местах. Финны же обитали еще далее к северо-востоку, до самого Белого моря и до Уральских гор. Как те, так и другие жили отдельными племенами. Вот самые главные из славянских племен.

а) Поляне. Они поселились по среднему течению р. Днепра и стали называться так потому, что жили среди полей. На правом берегу Днепра они построили город, который, от имени основателя Кия, стали называть Киевом.

б) Кривичи. Это было большое племя, расселившееся по верховьям реки Днепра, Волги и Западной Двины. У них были города: Смоленск, Полоцк и др. К этому же племени причисляют славян, поселившихся в нынешней Новгородской губернии, близ озера Ильменя, у которых главным городом исстари и был Новгород.

в) Древляне. Это племя заселяло лесистую местность в нынешней Волынской губернии, отчего и получило название древлян.

Славяне были гораздо сильнее и смышленее финнов. Поэтому они оттесняли их все далее и далее на северо-восток или подчиняли себе; селились между ними, приучали к своему языку, к своим обычаям и, таким образом, мало по малу превращали их в славян.

Но у славян самих мало было согласия и единодушия. Они жили отдельными родами и часто спорили, ссорились и воевали между собою; в этих усобицах и губили свои силы. Поэтому, когда на них делали нападения сильные и храбрые соседи, то они должны были нередко подчиняться им и платить дань. Особенно опасными врагами славян были отважные норманны, или варяги, жившие в нынешней Швеции. Они часто переплывали на своих судах через Балтийское море, подымались по рекам и озерам в землю славян и покоряли их себе. Иногда славяне, забыв ссору и вражду, соединялись и прогоняли от себя врагов. Но тогда у них опять возникали раздоры и несогласия.

Рюрик. Первый русский князь.

Чтобы положить конец усобицам северные или Новгородские славяне решились установить у себя прочный порядок. В это время у них был старшиной почтенный и мудрый муж, Гостомысл. Он посоветовал новгородцам пригласить к себе, для водворения порядка, князя. Новгородцы думали-думали да и отправили послов к трем братьям, князьям из племени Русь, на которых указал Гостомысл. Послы, пришедши к ним, сказали: «Земля  наша велика и обильна, а порядка в ней нет; придите княжить и владеть нами. Братья согласились и пришли со своею дружиною. Старшей, Рюрик сделался первым князем, от которого и пошли потом князья и цари русские. С этого же времени и земля наша стала называться сначала Русью, а потом Россиею. Это случилось в 862 году. С тех пор и считается начало русского государства (см. картину «Прибытие Рюрика с братьями»).

Вещий Олег (879–912). Рюрик княжил недолго и жил сначала в Ладоге, а потом в Новгороде. После него, за малолетством сына его Игоря, стал управлять государством дядя его по матери, Олег. Это был воинственный князь. Он из Новгорода отправился с войском на юг по рекам. В верховьях Днепра он легко овладел городом Смоленском. Плывя далее по этой реке, он увидел на правом берегу красивый город, раскинутый на горе. Это был Киев. Город чрезвычайно понравился князю, и он решился также овладеть и им. Но в Киеве княжили уже два вождя Аскольд и Дир. Олег прибег к хитрости, чтобы захватить их в свои руки. Он послал сказать Аскольду и Диру, что с ними желают повидаться земляки их, купцы, плывущие в Грецию; между тем главное войско оставил позади, а часть его скрыл в лодках. Аскольд и Дир поверили и пришли, но тотчас же их окружили и схватили. «Вы не князья и не из княжеского рода, а я – князь, и вот сын Рюрика», – сказал им Олег, показывая нa малютку Игоря. Вслед затем он приказал умертвить их. Киев так понравился Олегу, что он остался навсегда жить в нем и, таким образом, сделал его столицею русского государства, сказавши: «Град сей будет матерью городов российских. Отсюда Олег продолжал покорять славян, живших по обеим сторонам Днепра; между прочим, подчинил себе воинственных древлян и заставил их платить дань по черной кунице от дыма, или от жилья. В конце своего княжения Олег совершил славный поход в Грецию. Рассказывают, что, когда он подошел к Константинополю на двух тысячах кораблей, то греки поспешили загородить цепью вход в гавань. Но Олег, не долго думая, приказал втащить корабли на берег и поставить их на колеса. Когда подул попутный ветер и натянул паруса, корабли и покатили в гавань под стены Константинополя. Греки испугались и предложили богатый откуп. Олег согласился и в знак победы повесил свой щит на воротах Константинополя. С грудами золота и серебра, дорогих  материй и редких вин возвратились русские в Киев. Народ дивился мудрости и успехам своего князя и прозвал его «вещим», т.е. мудрым.

После Олега стал княжить Игорь, сын Рюрика. Он тоже ходил на греков, но неудачно. Вообще он не приобрел новых земель и ничем не прославился. Напротив, при нем древляне возмутились и самого его умертвили бесчеловечным образом.

Святая Ольга, первая христианка из княжеского рода.

Но супруга Игоря, умная и предприимчивая Ольга, отомстила древлянам за смерть мужа и опять подчинила их Руси. Об этом событии в наших летописях рассказывается следующее. Однажды Игорь, по тогдашнему обычаю, отправился со своей дружиной собирать с древлян дань, то есть: меха, хлеб, мед и тому подобное. Кончивши сбор дани, он пошел домой, но дорогой ему показалось, что он мало собрал, поэтому он вернулся опять за данью. Тогда древляне вышли из терпения и бесчеловечно замучили его. Однако они скоро одумались и, боясь мести, отправили послов к Ольге, с предложением выйти замуж за князя их Мала. Но месть у предков наших, когда они были еще язычниками, считалась священным долгом. Поэтому и Ольга должна была отомстить за мужа. Вот как она поступила. Она сделала вид, что ей нравится предложение древлян, а между тем велела выкопать на дворе глубокую яму, бросить туда послов и зарыть. После того она послала сказать древлянам, что если они действительно желают, чтобы она вышла за их князя, то прислали бы за нею самых знатных мужей. Древляне так и сделали. Новых послов Ольга приказала сжечь в бане; между тем дала знать древлянам, что уже идет к ним, только прежде, чем выйти замуж за их князя, хочет справить тризну, или поминки над могилою прежнего своего мужа. Древляне, ничего не зная о своих послах, наварили меду и готовились к принятию княгини, но во время поминок она приказала своим воинам нечаянно напасть на древлян, пировавших вместе с нею, и перебить их. Тут только древляне спохватились и поняли, что она мстит им за смерть своего мужа. Они взялись за оружие. Но Ольга выступила против них с большим войском и победила их. Тогда древляне затворились в главном городе своем Коростене. Целое лето простояла Ольга под Коростеном и никак не могла взять его. Наконец она прибегла к новой хитрости: послала сказать древлянам, что уже больше мстить не будет, а желает от них только покорности да небольшой дани, всего по три голубя и по три воробья с двора. Древляне с радостью прислали такую легкую дань. Но Ольга приказала к хвосту каждого голубя и воробья привязать зажженный трут и пустить их. Птицы прилетели в свои гнезда и подожгли город со всех сторон. Жители побежали вон из него. Тогда воины Ольги взяли Коростен, а на древлян наложили тяжкую дань.

После усмирения древлян, мудрая Ольга, за малолетством сына своего Святослава, стала править русскою землею (945–957). Она изъездила все свое государство из конца в конец, установила оброки и подати, устроила суд и расправу. За эти заботы она надолго оставила в народе добрую память о себе.

Но особенную славу в истории Ольга приобрела тем, что первая из княжеского дома приняла христианскую веру. Хотя предки наши были тогда еще язычниками, верили в разных богов, домовых, леших, ставили им истуканы, но между ними уже было не мало и христиан православной греческой веры, а в Киеве при Игоре стояла уже церковь во имя пророка Илии. Видя добродетельную жизнь христиан, мудрая Ольга поняла, что христианская вера лучше языческой, и решилась креститься. Но, чтобы поближе и получше узнать истинную веру, она отправилась в Константинополь. Ольга пробыла там около двух месяцев. Сам патриарх греческий наставил ее в вере и крестил, а император при крещении был ее крестным отцом. В народе поэтому случаю также сложилось сказание, записанное летописцем. Рассказывали, что будто греческий царь, увидавши Ольгу, пленился ее умом и стал просить ее руки. «Будь моим крестным отцом, сказала она, а не будешь, то я не крещусь». Царь согласился. После крещения он опять заговорил было о женитьбе, но Ольга сказала ему: «Как же можешь ты жениться на мне; закон христианский запрещает крестному отцу быть мужем крестной дочери». «Перехитрила (переклюкала) ты меня, Ольга», – ответил ей царь и более уже не говорил о женитьбе.

По возвращении в Киев, Ольга стала уговаривать и сына своего Святослава принять христианскую веру. Но этот воинственный князь думал только об одних походах и завоеваниях. Он все время своего правления (945 – 972) провел в войнах и расширил границы государства до самых Кавказских гор. Он воевал с козарами, болгарами, греками и печенегами. Однажды греки окружили Святослава с большим войском и думали совсем уничтожить. Но он собрал вокруг себя дружину и сказал: «Не посрамим земли русской, но ляжем здесь костьми. Мертвые срама не имут»… С этими словами он бросился на врагов и разбил их. На возвратном пути домой из одного похода Святослав был убит печенегами, которые из черепа его сделали кубок и из этого кубка пили вино во время торжественных пиршеств.

Владимир Святой и Равноапостольный, просветитель Руси.

Принятие христианской веры. Сын же Святослава и внук Ольги, Владимир (980–1015), решился и сам креститься, и народ свой обратить в христианскую веру. Один случай ускорил это великое дело. Владимир сначала был усердным поклонником языческих богов. В Киеве перед самым дворцом своим он изготовил большую статую главного бога Перуна, который, по понятиям наших предков, управлял всем светом и посылал на землю гром и молнии. Статуя эта представляла человека и была сделана из дерева, но голова у него была серебряная, а усы золотые. Владимир часто приносил в жертву Перуну плоды, животных, а иногда и людей, по жребию. Раз жребий пал на сына одного варяга, поселившегося в Киеве, который был уже христианином. Но когда посланник князя объявил ему об этом, то он громко перед всеми начал хулить языческих богов. «У вас не боги, – говорил он, – а дерево. Бог один, которому кланяются греки, и который сотворил небо и землю, звезды, луну, солнце и человека. А ваши боги что сделали? Сами они сделаны руками человеческими из дерева. Не дам сына моего бесам». Это всех поразило. Перед домом варяга собралась толпа язычников. Они пришли в ожесточение и убили как самого варяга, так и сына его. Но речь, сказанная варягом громко, перед всеми, заставила многих призадуматься. Призадумался и князь и наконец решился переменить веру.

Когда прослышали об этом соседние народы, то стали слать к Владимиру послов с предложением своей веры. Каждому хотелось иметь единоверцем такого сильного и могущественного князя. И вот пришли к нему прежде всех послы от болгар, живших по реке Каме, и стали хвалить магометанскую веру, которую исповедовали сами. Владимир сначала слушал их со вниманием, но когда узнал, что эта вера запрещает свиное мясо и пить вино, то отпустил послов ни с чем. После того явились послы из немецкой земли и стали предлагать свою латинскую веру. Но князь не хотел даже и слушать их. «Ступайте обратно, – сказал он им, – отцы наши но приняли вашего учения». Затем перед Владимиром предстали еврейские послы и тоже начали хвалить свою веру. Но он вдруг спросил их: «А где ваше отечество?» – «В Иepyсалиме, – отвечали те, – но Бог за грехи разгневался на наших отцов и рассеял по всей земле». «Как же вы учите других своей вере, – сказал им с гневом князь, – разве вы хотите, чтобы и мы тоже лишились своего отечества?» Он велел им удалиться. Наконец к Владимиру пришел греческий проповедник, который стал рассказывать про свою веру, начиная от сотворения мира, а именно про грехопадение первых человеков, про пришествие в мир Иисуса Христа, про то, как Спаситель учил любить ближнего, как самого себя, и как Он сам пошел на крестную смерть для спасения рода человеческого, и как придет во славе судить мир. В заключение проповедник показал князю картину Страшного суда. Тут представлены были по правую сторону Судьи – праведники, с веселым видом идущие в рай, а по левую – грешники, осужденные на вечные мучения. Владимир, посмотрев на картину, вздохнул и сказал: «Хорошо тем, которые по правую руку, и дурно – стоящим по левую». «Крестись, – заметил ему грек, и ты будешь стоять на правой стороне». «Подожду еще немного», – ответил ему на это князь.

Вскоре Владимир созвал к себе бояр и старейшин городских. Он рассказал всем, как к нему приходили послы от разных народов с предложением веры, и просил совета, как тут поступить. «Князь, – сказали бояре и старейшины, – «всякий, конечно, будет хвалить свою веру, а другие порочить. Пошли разумных людей узнать на месте, чья вера лучше». Владимир так и сделал. Когда посланные возвратились, он опять созвал бояр и старейшин. На этом совете послы рассказали, что они видели и слышали. Оказалось, что греческая вера больше всех понравилась им. «Когда мы стояли в храме у греков во время службы, – говорили они, – то но знаем – на небе или на земле мы были. И как всякий, вкусивши раз сладкого, не захочет больше горького, так и мы не можем после этого остаться при прежней вере». Тут бояре и старейшины, со своей стороны, заметили князю: «Если бы вера греческая не была лучше всех, то Ольга, бабка твоя, не приняла бы ее, а она была мудрейшая из людей». После того решено было принять греческую веру.

Владимир хотел креститься в Греции. Но ему казалось унизительным просить об этом греческих императоров (в то время в Греции царствовали два брата); притом же он боялся, как бы греки не подумали, что он хочет им покориться. Поэтому он решился сначала победить их, а потом уже просить от них крещения. Он отправился с большим войском в Крым, где тогда были владения греков, и осадил город их Корсунь, лежавший близ нынешнего Севастополя. Долго корсуняне защищались, наконец, томимые голодом и жаждою, сдались. Тогда князь послал сказать греческим императорам, что если они не выдадут за него сестры своей Анны, то и с Константинополем будет то же, что с Корсунем. Императоры испугались и отвечали, что они рады бы выдать, но за язычника вера их не позволяет. Владимир велел объявить, что он уже решился креститься, ждет только царевны и священников. Тогда императоры уговорили сестру выйти за русского князя, и она прибыла в Корсунь. Владимир крестился. «Теперь я познал истинного Бога!», – воскликнул он после того, как был окрещен. Вслед за князем крестились и многие из его дружины. Тотчас после крещения  Владимир вступил в брак с царевною и возвратился в Киев.

Крещение киевлян, 988 г. Возвратясь в Киев, Владимир, прежде всего, крестил своих детей и близких людей, а потом приказал истреблять идолов: одни из них были изрублены, другие сожжены; истукан же Перуна привязали к хвосту лошади, били палками и стащили в Днепр. Между тем по городу ходили архиереи и священники и учили народ вере христианской. Сам князь тоже поучал. Наконец объявлено было, чтобы все некрещеные к назначенному времени пришли на реку, а кто не придет, тот будет противен князю. Народ повиновался. Когда в назначенный день Владимир вышел с духовенством на Днепр, тут уже собралось бесчисленное множество народа. Тогда приступали к крещению его. Одни вошли в воду по шею, другие по пояс; младенцев взрослые держали на руках; мужчины были по одну сторону реки, женщины – по другую. Священники прочитали молитвы, и таким образом совершилось крещение киевлян. Это было в 988 году (См. картину «Крещение киевлян»). Из Киева христианская вера стала распространяться и по другим городам и областям русским.

После принятия христианской веры начинают смягчаться грубые нравы наших предков и появляются начатки образования. Это видно уже на самом Владимире. Будучи язычником, он любил пиры и всякие греховные и порочные увеселения, был также жесток и безжалостен. Так, например, он лишил  жизни старшего брата своего Ярополка. Сделавшись же христианином, он стал совсем другой: нищим и убогим велел приходить к себе на двор, где они получали пищу, питье и все нужное; слабым же и больным приказывал развозить по домам. Владимир после крещения полюбил также книги, и, хотя сам не умел читать, но с удовольствием слушал чтение святых книг, а сыновей своих стал учить не только грамоте, но и разным наукам и языкам. Он завел в Киеве первую школу для 300 мальчиков. Владимир оставила по себе глубокую память в народе. Поэтому о нем сложилось множество сказаний и песен, в которых он величается «Красным Солнышком». Церковь же причислила его к лику святых и назвала «Равноапостольным».

Преподобный Нестор, первый русский летописец.

Слово Божье и учение Христа нашли себе добрую почву в русском народе. Уже в самом начале появляются люди, которые прилепляются всем сердцем к учению церкви и все бросают в Мире – высокий сан, почести, богатства и удаляются от славы мирской для спасения души в тишине, уединении и во всевозможных лишениях. К ним приходят другие, ищущие спасения, и таким образом на Руси основываются монастыри. Наибольшую славу из первых наших монастырей приобрела Киевопечерская лавра. Ее основали два русских подвижника, святые Антоний и Феодосий, которые жили в пещерах. От этого монастырь и стал называться печерским. Из него вышел и первый русский летописец, преподобный Нестор. Он жил в XI веке. Семнадцатилетним еще юношею пришел он сюда и постригся. В часы свободные от молитв и от монастырских работ он любил читать и слушать рассказы бывалых и старых людей о том, что делалось на Руси в прежнее время. Кроме того, и сам он жил долго и многое видел и слышал на своем веку. В Киевопечерскую лавру уже тогда со всех концов русской земли стекались люди всякого звания и состояния: богатые и бедные, князья и бояре, торговые и простые люди, одни – помолиться Богу и поклониться мощам, другие – попросить совета и благословения у угодников Божьих. Преподобный ко всему внимательно прислушивался и присматривался. Так у него накопилось много разных сведений, и он решился, благословясь, записать на память потомкам, что видел и слышал. Этим преподобный Нестор и положил начало русской летописи. Летопись его потом переписывалась, переходила из рук в руки, из монастыря в монастырь. Между переписчиками находились и такие, которые продолжали его летопись. Проходили сотни лет, а летопись Нестора хранилась как святыня и так дошла до нас. И вот из этой-то летописи, начатой преподобным Нестором, мы и знаем, что делалось на Руси в первые времена.

Ярослав Мудрый, первый русский законодатель.

В княжеском роде, правившим Русью, в старину был обычай каждому князю давать отдельную волость или удел. Старший в роду получал Киев и назывался великим князем, младшие, смотря по старшинству, тоже получали большие или меньшие уделы. Но трудно было делить земли так, чтобы каждый был доволен. Недовольные старались или увеличить свои уделы, или прибрести другие, лучшие. Потому, чем более размножался княжеский род, тем более, русская земля дробилась на уделы, и тем более было споров и войн между князьями.

У Владимира Святого было много сыновей, и он еще при жизни своей роздал им города во владение, например: Святополку дал Туров, Ярославу – Новгород, Борису – Ростов, Глебу – Муром. Святополк был старший и должен был по смерти отца наследовать киевский престол. Но Владимир более всех сыновей своих любил Бориса Ростовского. Народ и дружина также выказывали к нему особенное расположение. Поэтому Святополк тотчас же после смерти отца поспешил объявить себя Киевским князем и, опасаясь Бориса, подослал убийц, которые бесчеловечно умертвили его; убит был также и Глеб Муромский. Церковь причислила их, как мучеников, к лику святых, и народ стал признавать их хранителями и покровителями русской земли. Святополк же за свое злодеяние получил в потомстве прозвание «Окаянного». Он решился также перебить всех братьев и княжить на Руси один. Но Ярослав Новгородский, получив от сестры известие об этом замысле, подступил к Киеву с новгородцами и с дружиною. Тогда Святополк бежал в Польшу и во время бегства погиб. Ярослав же сделался Киевским князем (1019–1054).

Русская Правда. Правление Ярослава особенно важно тем, что при нем были собраны и написаны первые русские законы, которые известны под названием «Русской Правды». В них определялись наказания за преступления, например, за убийство, воровство, побои, увечье. Так, за удар палкою или другим чем-либо виновный платил 12 гривен или около 240 руб. сер., за лишение пальца – 3 гривны или около 60 р. сер. и т.д. (См. картину «Чтение народу Русской Правды»). Русская Правда была дополняема и изменяема преемниками Ярослава. Так, Ярослав сам не решился еще отменить языческого обычая, мстить за смерть смертью, как, например, Ольга мстила за смерть Игоря, но он дозволил это делать только самым близким родственникам, а не всем, как было прежде. При сыновьях же Ярослава обычай мести был совсем отменен. За убийство также была назначена денежная пеня, например, за убийство боярина или знатного человека преступник платил 80 гривен, или фунтов серебра, за простого свободного гражданина – 40 гривен, за женщину – 20 гривен.

Ярослав умер 76 лет от роду. Чтобы предотвратить споры между сыновьями, он перед смертью дал им такое завещание: «Дети мои! Любите друг друга, ибо вы братья, дети одного отца и одной матери, ежели будете жить в любви между собою, то Бог будет с вами и покорить вам врагов ваших, а ежели станете ссориться, то погибнете сами и погубите землю дедов и отцов ваших». Потом разделил между ними города. Но недолго князья хранили завет отцовский. Все почти княжение сыновей Ярослава, продолжавшееся около полустолетия, протекло в междоусобицах. Усобицы продолжались и при внуках и правнуках его.

Владимир Мономах, примиритель князей и гроза половцев.

Между внуками Ярослава Мудрого нашелся, однако ж, один, который старался всеми силами примирить князей. Это был Владимир Мономах. По его старанию князья съехались в город Любеч (1097) и здесь, сообща разделивши между собою волости, поклялись не ссориться более, а в подтверждение клятвы поцеловались друг с другом и поцеловали крест. При этом все единогласно воскликнули: «Да будет крест честный против зачинщика». Но не успели князья разъехаться, как один из них из зависти, что другому (Васильке) достался лучший удел, вероломно захватил его и ослепил. Князья ужаснулись, когда услыхали о таком злодействе. Владимир Мономах заплакал и сказал: «Такого зла еще не было ни при дедах, ни при отцах наших». Он вступился за ослепленного князя и добился того, что виновный был наказан.

Но Владимир Мономах еще более прославился своими походами против половцев. В юго-восточных степях наших постоянно кочевали дикие народы, которые, пользуясь усобицами князей, редкий год не нападали на Русь, жгли беспощадно города, села и деревни, опустошали поля, грабили  немилосердно народ, церкви и монастыри, угоняли домашний скот, уводили в плен людей целыми толпами. Сначала беспокоили Русь козары, потом печенеги, а теперь половцы. Русские князья иногда в мирное время, собравшись с силами, сами вторгались в землю варваров и наносили им жестокие поражения. Грозою же половцев был Владимир Мономах. Он оставил после себя поучение своим детям и в этом поучении говорит, что он совершил против половцев 83 больших похода, а малых – и не упомнить сколько; 19 мирных договоров заключил с ними; до 300 князей их взял в плен, из коих более ста отпустил, а около 200 казнил или потопил в реках.

Для борьбы с половцами Мономах устраивал так же съезды князей. Замечателен съезд на берегу Долобского озера близ Киева. Дело было весною (1103 г.). Великим князем был тогда Святополк II. Князья сели в одном шатре; с ними были и дружины их. Сначала все долго молчали. Наконец Владимир сказал, обращаясь к Святополку: «Брат! Ты старший! начни же говорить, как нам оборонять русскую землю». Святополк отвечал: «Лучше ты, брат, начни». «Как же мне говорить», – возразил Владимир, – «против меня и твоя и моя дружины; скажут, что я хочу погубить и поселян и пашни; но меня удивляет, что вы жалеете поселян и лошадей, а о том не подумаете, что когда весною поселянин станет пахать землю, то придет половчанин, убьет его стрелою, возьмет лошадь, жену и детей, да и гумно зажжет; об этом вы и не думаете». «В самом деле так», – подтвердила дружина. Святополк же сказал: «Я готов идти с тобою». Великое, брат, добро сделаешь ты русской земле», – заметить Мономах (См. картину «Долобский съезд»). После того князья встали, поцеловались и послали звать с собою в поход и других князей. Таким образом был предпринят поход в степи половецкие. Половцы были разбиты совершенно.

За свои достоинства Владимир Мономах пользовался особенною любовью народа. После смерти Святополка II он княжил в Киеве 12 лет (1113 – 1125 г.) и при нем на Руси вообще было спокойно. Половцы не смели и показываться. Удельные князья слушались и боялись его. Оттого усобиц в княжеском роду было мало.

Андрей Боголюбский (1169 – 1174). Но вскоре после Владимира Мономаха опять открывается вековая борьба за великокняжеский престол и за уделы. В это время «разодралась вся русская земля», – по выражению летописца. Едва ли не все княжества принимали участие междоусобной войне. Киев переходил из рук в руки. Между тем половцы опять стали страшно грабить русские области. Во время этих междоусобиц Русь распалась на несколько княжеств, каковые: Владимиро-Суздальское, Рязанское, Смоленское, Черниговское, Галицкое и другие. Но в то же время между князьями начинают некоторые сознавать, что для прекращения усобиц, губящих понапрасну силы русского народа, единственное средство – это установить на Руси одну прочную самодержавную власть и под этою властью соединить все княжества в одно государство. Первый начал было приводить это в исполнение внук Владимира Мономаха, князь Андрей Юрьевич Боголюбский. Он перенес с этой целью столицу из Киева во Владимир на Клязьме, где лучше можно было это сделать. Рассказывают, что сам промысел Божий указал ему на этот город. Раз возвращался он из Киевской земли, взявши с собою оттуда икону Божьей Матери, которая, по преданию, написана Евангелистом Лукою. Неподалеку от Владимира, кони, везшие святую икону, вдруг остановились; никакими усилиями нельзя было заставить их идти далее; запрягли других – и те тоже стояли, как вкопанные. Андрей заключил из этого, что места эти излюблены Богом. На том самом месте, где остановилась икона, он построил церковь и село, которое назвал Боголюбовым. В этом селе он большею частью и жил, отчего и прозван Боголюбским. Таким образом, Владимир сделался столичным городом земли русской. Отсюда Андрей Боголюбский, как сильнейший князь, стал самовластно распоряжаться делами на Руси и повелевать над другими князьями. Преемники его продолжали дело, начатое им. Но не им суждено было привести его к концу. Прежде, нежели на Руси установилась спасительная единодержавная власть, на нее нагрянули новые кочевники – татары и, пользуясь разъединением и враждою князей, покорили ее.

НАШЕСТВИЕ ТАТАР

В обширных степях средней Азии, которые теперь частью принадлежат уже нам, издавна кочевали татары, или монголы. Они разделялись на многие мелкие орды, управляемые отдельными князьями или ханами. Но во второй половине XII века у монголов явился необыкновенно отважный и предприимчивый вождь, Темучин. Он покорил их всех под свою власть и с этой ордой пошел завоевывать другие народы. К Темучину явился какой-то старец, который предсказал ему, что он покорит весь свет и потому должен называться Чингиз-ханом, то есть великим ханом. И действительно, Чингиз-хан задумал покорить весь свет. Счастье всюду сопутствовало ему. Все почти государства средней Азии должны были признать над собою его господство.

Битва на Калке. В 1224 г. один отряд Чангиз-хана вторгся в Европу и напал на половцев. Не имея сил отразить грозных татар, половецкие ханы прислали просить помощи у южных русских князей. Послы их говорили: «Сегодня татары взяли нашу землю, а завтра возьмут и вашу, если не поможете нам». В это время в южной Руси был славный князь, Мстислав Галицкий. Он отличался мужеством и удалью, за что и получил прозвание Удалого. Кроме того, он был женат на дочери одного из ханов половецких. Таким образом, частью по родственным чувствам, а частью, чтобы показать удаль и приобресть славу, Мстислав Удалой согласился идти на татар и склонил к этому некоторых других князей. На берегах реки Калки, близ Азовского моря, они встретились с татарами. К несчастью, между русскими князьями не было единодушия. Мстислав Удалой, желая один приобрести славу победы, ударил на татар с одною только своею дружиною и с половцами, не сказав ничего другим князьям. Но, несмотря на отчаянную храбрость, он был разбит и бежал. Другие князья стояли в это время на возвышенном месте. Узнав о поражении Мстислава, они поспешили укрепиться здесь и три дня отбивались от татар, но, наконец, начали изнемогать. Между тем татары предложили им свободный пропуск, если только они сдадутся. Князья поверили и согласились; но едва только выступили из своих укреплений, как татары напали на них. Немногим удалось спастись бегством. Большая же часть была истреблена или захвачена в плен. Пленных воинов и князей татары связали, положили под доски и на этих досках сели праздновать свою победу. Несчастные, кажется, были раздавлены под досками. Все на Руси ужаснулись при вести об этой новой приближающейся грозе. Но татары, после победы на Калке, вдруг повернули назад и скрылись в азиатских степях.

Погром Батыя. Прошло лет тринадцать, о татарах не было ни слуху, ни духу. На Руси уже начали забывать о них, а князья по-прежнему продолжали свои споры и раздоры. Но вот снова разнеслась молва о появлении страшного врага. На этот раз монголы шли с целью покорить Русь. Чингиз-хана теперь уже не было в живых. Но он завещал своим преемникам продолжать завоевания. Тогда многочисленная татарская орда, тысяч в триста, во главе которой находился хан Батый, двинулась снова в Европу. В 1237 году Батый подступил к Рязани и потребовал от рязанских князей десятой части от всего – от скота, от хлеба и от плодов. «Когда никого из нас не будет в живых, тогда все будет ваше», – ответили храбрые князья. После такого ответа татары пошли на Рязань. К несчастью, русские князья и на этот раз не соединились, чтобы общими силами отразить страшных завоевателей. Великим князем владимирским в это время был Юрий II Всеволодович, племянник Андрея Боголюбского. Он, надеясь один управиться с татарами, отказался помочь рязанским князьям. Тогда рязанцы принуждены были одни стоять против врагов; бой был жестокий, но на каждого рязанца приходилось по сотне татар. Батый одолел и избил почти всех рязанцев, так что некому было стонать и плакать.

Подвигаясь далее во внутрь Руси, татары сожгли Москву, тогда еще маленький городок, и много других городов. Наконец они подступили к Вдадимиру. Великого князя не было в городе. Он удалился к северу собирать войска. Батый велел громить стены толстыми бревнами. Владимирцы скоро увидали, что им города не отстоять, и начали готовиться к смерти; все исповедались и причастились, а князья и знатнейшие граждане, по тогдашнему обычаю, постриглись в монахи. Город действительно скоро был взять и подвергся той же участи, как и все другие города. При этом семейство великого князя вместе с епископом и боярами сгорало в церкви. После того татары рассеялись по суздальской земле и в один месяц опустошили 14 городов: Ростов, Ярославль и др. Между тем великий князь владимирский стоял с войском на берегах реки Сити. Татары окружили его здесь и, не дав времени приготовиться к битве, сделали нападение (1238 г.). Сеча была жестокая, но не долго продолжалась. Русские не выдержали напора громадной толпы татар и побежали; сам великий князь погиб в злой сече, так что с трудом потом могли отыскать труп его для погребения.

Отсюда Батый направился еще дальше к северу. Ему хотелось добраться до Новгорода, чтобы овладеть богатствами его, но, не доходя верст ста, он вдруг повернул назад. Причиною этого было то, что уже наступала весна, и он боялся потонуть в непроходимых здешних болотах. На возвратном пути в юго-восточные степи татары неожиданно были задержаны под Козельском. Здесь княжил малолетний князь, но жители собрались на сходку и порешили лучше всем погибнуть, нежели сдаться нехристям-татарам. Семь недель бились храбрые козельцы с татарами на стенах, резались в поле, и все пали. Князь их тоже погиб и пошла молва, будто он потонул в крови. Батый назвал Козельск злым городом.

В следующем 1239 году, толпы татар снова появились в русской земле. Весть об этом навела такой страх, что жители сел и городов бежали, сами не зная куда; многие с отчаяния бросались в воду или сами себя закалывали, чтобы только не попасть в руки свирепых варваров, которые находили какое-то наслаждение в мучении и истреблении несчастных пленников. Они распинали их на крестах, расстреливали, мучили и терзали самым бесчеловечным образом; оставшихся в живых связывали за волосы и гнали за собой нагайками как скот. Татары не щадили и младенцев. Они разбивали их о камни, сажали на колья и подбрасывали, потешаясь их криками и стонами. На этот раз Батый отправился громить южную Русь. Взяв и опустошив Переяславль, Чернигов и другие южные города, татары подступили к Киеву. Город этот поразил их своею красотою. Раскинувшись на высоком берегу Днепра, он величественно красовался золочеными главами своих церквей, башнями и белыми каменными стенами. Батый хотел без боя овладеть таким красивым городом и с этою целью отправил к киевлянам послов, но киевляне умертвили их. Тогда хан обступил город со всею своею ордою. Татар было так много, что от говора людей, скрипа телег, рева верблюдов, ржания коней и мычания стад, киевлянам нельзя было слышать друг друга в городе. Батый приказал бить стены бревнами днем и ночью. Граждане защищались отчаянно. Но велика была сила татарская. В Николин день, 6 декабря 1240 г. татары завладели Киевом. Мало кто из киевлян спасся, да и самого города почти что не стало. С тех пор Киев запустел и долго не мог обстроиться.

От Киева Батый пошел далее к западу в Волынь и Галицию, и здесь также пожег и опустошил все, что лежало на пути. Наконец татары перешли за рубеж русской земли. Весть об этом распространила ужас в Европе. Страх увеличивался еще рассказами о дикости и свирепости варваров и баснословною молвою об их происхождении и громадном числе. Рассказывали, будто они прямо вышли из ада и потому наружностью своею не похожи на людей, что войско их занимает пространство на 20 дней пути в длину в 15 дней в ширину. Но западная Европа отделалась одним страхом. Несколько иноземных государей соединились и загородили дорогу татарам. Потерпев неудачу в битве с ними, Батый повернул назад. В то же время он получил известие о смерти великого хана и пошел к востоку, чтобы принять участие в избрании нового великого хана. После того он уже более не ходил в западную Европу. Россия же, как страна покоренная, должна была признать над собою господство монголов.

Монгольское иго. После нашествия татар Русь представляла самое ужасное зрелище: города и селения большею частью находились в развалинах; от смрада гниющих трупов около них нельзя было ни пройти, ни проехать; поля тянулись на целые сотни верст истоптанные и выжженные; не слышно было в них голосов человеческих; люди, уцелевшие от стрел и от плена татарского, разбежались по лесам; только птицы небесные летали целыми стаями, и звери лесные рыскали всюду, лакомясь добычею. Оставшиеся в живых князья понемногу, однако ж, начали возвращаться в свои владения, стали собирать народ, хоронить мертвых и очищать города от развалин; но один вид всего этого нагонял на всех тоску и уныние, тем более, что впереди не предвиделось пока ничего хорошего. Татары поселились в южных наших степях и раскинули там свои вежи и шалаши на целые сотни верст. В низовьях реки Волги, верстах в 50 от Каспийского моря, Батый построил себе великолепный шатер, вокруг которого разместились приближенные его мурзы или князья. Становище это называлось Сараем, отчего и вся орда татарская стала называться Сарайскою; она называлась также Золотою ордою. Отсюда-то татары и стали господствовать над Русью.

Батый, поселившись в Сарае, вскоре потребовал к себе русских князей. Здесь они должны были испытывать разные унижения и исполнять языческие обряды, например, кланяться идолам, перед входом в палатку хана проходить между двух огней, для очищения от дурных пожеланий ему; перед самим ханом становиться на колени.

Один из князей, Михаил Черниговский, ни за что не хотел пройти между огней и поклониться татарским идолам. Батый приказал лишить его жизни. Вообще в орде много погибло князей наших. Малейший гнев хана стоил им жизни. Поэтому, чтобы не раздражать хана, большая часть князей по первому требованию его, спешили в орду, кланялись там, заискивали и дарили ханских жен и вельмож. Здесь они утверждались и в своих наследственных волостях, получая на это от хана ярлыки или грамоты.

Но кроме этого князья и народ должны были платить дань татарам. Ханы посылали в Россию своих чиновников или баскаков, которые переписывали весь народ и назначали подати и налоги по своему произволу. Они брали деньги, людей и все, что было поценнее. Так, однажды баскаки забрали по одному сыну у каждого отца семейства, имевшего трех сыновей, захватили всех здоровых мужчин неженатых и женщин, не имевших мужей, также всех нищих; разумеется, всех их татары сделали у себя рабами; тех же, которые остались на Руси, баскаки переписали и обложили тяжкою данью: каждый должен был заплатить по меху медвежьему, бобровому, собольему, хорьковому и лисьему; кто не мог, того тоже отводили в рабство; только одни духовные лица были освобождены от дани. В первое время рабства сбор дани иногда отдавался на откуп купцам хивинским и бухарским, даже жидам. Можно себе представить, с какою жестокостью собирали дань с русских откупщики-жиды. Татары ввели еще особый бесчеловечный способ вымогать дань. Это так называемый правеж. Несчастного бедняка, не имевшего чем заплатить дани, выводили на площадь и по нескольку часов в день били прутьями по ногам. И эго повторялось до тех пор, пока он не добывал дани. Как ни забит был русский народ в это время, как ни запуган, однако иногда не доставало у него терпения, и он восставал против своих грабителей и притеснителей и прогонял их от себя, а некоторых, самых ненавистных, и убивал. Но тогда обыкновенно постигала его еще более горькая участь: появлялись татарские войска, избивали непокорных, а имущества и дома их разграбляли и истребляли дотла.

К счастью татары не вмешивались во внутренние наши дела; поэтому народные наши обычаи, вера и язык сохранились в целости, а это дало возможность русскому народу впоследствии соединиться и свергнуть с себя ненавистное иго.

Святой Александр Невский, победитель шведов на берегах р. Невы.

Еще татары не успели оставить залитых кровью русских полей и разрушенных городов, как на Русь устремились другие враги, с севера и запада. То были шведы, немцы и Литва. К счастью, в это тяжкое для Руси время из числа князей ее явился герой, который защитил свое отечество от злых врагов и не дал ему погибнуть до конца. То был Александр Ярославич Невский, праправнук Владимира Мономаха.

Невская битва, 1240 г. В это время, когда татары громили Русь, Александр княжил в Новгороде. Батый не дошел до Новгорода. Но едва миновала эта опасность, как в новгородские владения вторглись шведы. Король шведский, пользуясь несчастием Руси, задумал овладеть Новгородскою землею и отправил туда зятя своего, Биргера, с болшиим войском. К этому побуждал шведов также папа римский, который надеялся обратить русских в свою латинскую веру. Биргер посадил войско на корабли и поплыл к устью Невы, где теперь стоит Петербург. Он так был уверен в победе, что, дойдя до того места, где в Неву впадает река Ижора, послал в Новгород сказать князю: «Если можешь противиться мне, то я уже здесь и покоряю твою землю». Александру Ярославичу в это время было лет двадцать. Он был отважен и предприимчив; сердце его пылало мужеством. Не дожидаясь ни откуда помощи, не успевши даже собрать всех сил новгородских, он с небольшим, но храбрым войском выступил против шведов. «Нас немного, а враг силен, говорил он дружине своей, но Бог не в силе, а в правде. Один случай еще более укоренил в нем надежду победить врага. Когда русские пришли на берега Невы, к князю явился начальник сторожевого отряда при море, Пелгусий, и рассказал о видении, бывшем ему здесь. «Простояв на страже спокойно целую ночь, – говорил он, – я к утру, на восходе солнечном, вдруг услыхал шум, как бы от плывущей лодки; я думал, что это шведы, и подошел поближе к берегу посмотреть, но увидал, что в лодке стоят братья-мученики, Борис и Глеб, в багряницах, как их рисуют на образах. Святой Борис, обратившись к брату, сказал: «Брат Глеб! Вели грести, да поможем сроднику нашему, Александру Ярославичу». Считая это добрым предзнаменованием, Александр не долго медлил. В день св. равноапостольного князя Владимира (15 июля 1240), рано утром, он неожиданно ударил на стан неприятельский. Завязалась упорная и кровопролитная битва. Новгородцы дружно рубили шведов мечами и топорами. Сам князь врезался в ряды врагов, напал на Биргера и собственным копьем ранил его в лицо. (См. картину «Невская битва»). Бой длился до ночи. Шведов полегло так много, что оставшиеся в живых ночью сели на корабли и уплыли. Александр за эту победу получил прозвание Невского.

Вскоре после этого, Александр должен был идти в поход с новгородцами против другого врага земли русской, против немцев, которые незадолго перед этим утвердились в Прибалтийском крае, где Рига. Пользуясь несчастьем Руси, они также начали вторгаться в наши владения и захватывать города; во время Батыева погрома они завладели даже старинным нашим городом Псковом и сделались так смелы, что подошли близко к самому Новгороду, так что в 30 верстах от города не было от них проезда купцам. Эго было как раз после Невской победы. Но Александра уже не было в Новгороде. Он не ужился с буйными новгородцами и ушел от них в Суздальскую землю. Стесненные немцами, новгородцы отправили теперь к нему своего владыку и бояр с просьбою прийти и выручить их из беды. Александр явился и сейчас же пошел против немцев. Он прогнал их из новгородской области, отнял у них Псков и даже вторгся в собственные их владения. Тогда немцы собрали все свои силы и вышли против Александра. На льду Чудского озера враги встретились. Немцы расположили свои войска острым углом, или, как говорится в летописи, свиньею, думая таким образом прорезать полки Александровы и разбить их по частям. Но этот способ, выгодный в битве с врагом малодушным, не имел никакого успеха против мужественных и стойких воинов русских. Он только усилил кровопролитие. Ужасная сеча эта, известная под названием Ледового побоища, продолжалась с раннего утра до позднего вечера. Наконец немцы расстроились и побежали; семь верст гнались за ними русские и били их беспощадно, много взяли и в плен. С торжеством возвращался Александр после победы в Псков. При этом пленных рыцарей немецких вели пешком возле коней их. Псковичи всем городом вышли на встречу своему избавителю с крестами и иконами. Народ радостно кричал и пел хвалебные песни.

Третий враг Руси, с которым пришлось Александру Невскому вести упорную борьбу, была Литва. Вскоре после Ледового побоища литовцы тоже вторглись было в Новгородскую область и стали забирать здесь города. Александр восемь раз выводил в поле храбрую дружину свою и всякий раз разбивал и отражал их. Он навел, наконец, на них такой страх, что они стали бояться одного имени его и оставили Новгород в покое.

Но Александру Невскому удалось защитить от Литвы только северо-восточную Русь. Юго-западные же старинные русские земли и города: Волынь, Подолия, Киев, Белоруссия, Смоленск и другие, после татарского нашествия, постепенно были завоеваны князьями литовскими, жившими там, где находятся теперь города Вильно, Ковно и другие. Поэтому земли эти вошли в состав Литовского государства, а потом, вместе с Литвою, присоединены были к Польше и находились под владычеством поляков до тех пор, пока не окрепла Русь.

Слава о подвигах Александра Невского разнеслась не только по всей русской земле, но и по отдаленным странам. Один немецкий князь нарочно приезжал в Новгород, чтобы посмотреть на него и познакомиться. Александр был высокого роста, силен, статен, красив собою; он имел быстрый и живой взгляд, звучный и приятный голос, светлый и ясный ум. Немецкий князь, воротившись домой, рассказывал, что он много исходил стран, много видел народов, но нигде не встречал такого ни в царях царя, ни в князьях князя. Сам Батый, наслышавшись много об Александре, пожелал видеть его и пригласил в орду. Он не велел принуждать его к исполнению языческих обычаев, ласково принял и наградил дарами. Хан сарайский дивился мужественному виду русского князя и умным речам его и сказал своим приближенным: «Правду мне говорили, что нет подобного ему князя». Но, грозный для шведов, немцев и Литвы, Александр Невский, сделавшись великим князем, смирился перед ханом татарским. Он очень хорошо понимал, что пока только одною покорностью можно спасти Русь от окончательного разорения и дать ей возможность впоследствии собраться с силами и свергнуть с себя татарское иго. Можно сказать, что Русь главным образом обязана уму и заботам Александра Невского тем, что не погибла окончательно, как это случилось с другими народами, например, камскими болгарами, которых покорили татары. Александр неоднократно ездил в орду с богатыми дарами, посылал туда и других князей. Но за то он достиг того, что, кроме сбора дани, управление всеми делами осталось в руках природных русских князей. А чрез это русский народ сохранил в целости свою веру, свой язык, свои обычаи, что впоследствии дало возможность ему соединиться, составить одно государство и свергнуть с себя ненавистное иго. Успех в этом важном деле едва ли не должно считать выше всех других подвигов Александра Невского.

Последним подвигом его было также ходатайство за Русь перед ханом. Жители Ростова, Суздаля, Владимира и других  городов, выведенные из терпения страшными насилиями и притеснениями откупщиков татарской дани, прогнали их от себя; некоторых же, более ненавистных, умертвили. Конечно, в орде этого не могли снести и полки татарские уже готовы были вторгнуться в Русь, чтобы снова разгромить ее. Александр с опасностью для своей жизни поспешил в орду. Он почти год прожил там и успел умилостивить хана и отвратить беду. Но от душевных тревог и от тяжких трудов здоровье его расстроилось. Возвращаясь из орды, Александр Невский дорогой скончался. Известие о смерти его во Владимире первый получил митрополит во время церковной службы. «Милые мои дети! – сказал он со слезами на глазах, обратившись к народу, солнце земли русской зашло; не стало Александра». Плач и рыдания народа прервали речь архипастыря; потом все как бы в один голос воскликнули: «мы погибаем!» Народу казалось, что со смертью Александра некому будет защищать его от врагов. Но он и по смерти своей был ангелом-хранителем земли русской, и церковь причислила его к лику святых. Великие князья и цари русские в трудных случаях прибегали к нему с молитвами, воодушевлялись его подвигами. Лет через четыреста-пятьсот после смерти Александра, на берегах Невы, где он совершил первый свой подвиг, заложен был город Петербург, а теперь первая столица Русского государства. Здесь в честь его основана Александро-Невская лавра. Сюда перенесены были и мощи его, где покоятся и теперь.

Димитрий Донской, победитель Мамая на Куликовом поле.

Прошло сто лет после смерти Александра Невского. На Руси возвысился новый город Москва. К ней присоединены были уже многие соседние города и уделы. Сюда перенесен был и великокняжеский престол. Здесь же поселился на вечное житье и митрополит. Московский князь сделался сильнее всех других князей. Правда, существовали еще князья рязанские, тверские и другие; существовал и вольный Новгород Великий. Но уже все они стали подчиняться и слушаться великого князя московского. Русь таким образом стала крепнуть. Тогда и татарское иго начало понемногу ослабевать. Татары уже перестали сами собирать дань с русских, а предоставили сбор ее великому князю московскому. Понемногу дань эта стала уменьшаться. Русские князья перестали даже ездить так часто в орду, как прежде, перестали унижаться и раболепствовать перед ханами. Наконец, пользуясь раздорами и беспорядками в орде, московский великий князь сделал попытку свергнуть ненавистное татарское иго. В Москве тогда князем был праправнук Александра Невского Димитрий Иоаннович (1363–1389). В орде же воцарился Мамай, который, напротив, задумал поставить свое царство на ту степень, на какой оно находилось при Батые. Он стал собирать все свои силы, послал нанимать войско на Кавказ и в Крым, вступил в союз и с Литвою. Одним словом, он хотел напомнить русским времена Батыя. Мамай грозил даже посягнуть на самую веру нашу. «Возьму землю русскую, – говорил он, – разорю христианские церкви, их веру переменю на свою и заставлю кланяться Магомету (татары в это время были уже магометане); где у них были церкви, там поставлю мечети; посажу баскаков по всем русским городам и перебью всех русских князей». Но Димитрий Иоаннович не устрашился грозного нашествия. Он разослал гонцов по всем русским городам, призывая князей и народ ополчиться против татар, постоять за веру и отечество. И вот начали сходиться к Москве войска почти со всех концов земли русской; прислали ополчение и вольные новгородцы; пришли и все почти удельные князья.

Перед выступлением в поход, Димитрий Иоаннович отправился в Троицкий монастырь. Жив был еще основатель этого монастыря, преподобный Сергий Радонежский. Он устроил трапезу для князя. За трапезой Димитрий увидел двух монахов – братьев. Они были рослы, плечисты и мужественны на вид. Одного звали Пересвет, а другого – Ослябя. В миру они были боярами, и слыли за богатырей, но отреклись от мирской суеты. Великий князь стал просить их к себе на войну. Святой Сергий взял схимы и, возложив инокам на головы, сказал: «вот вам, возлюбленные братья, носите это вместо шлемов; пострадайте, как доблестные воины Христовы». После трапезы Серий благословил Димитрия крестом и окропил святою водою. Старец  исполнился вдохновением и пророчески сказал великому князю: «Господь Бог будет тебе помощником и заступником. Он победит и низложит твоих супостатов и прославит тебя». (См. картину «Св. Серий благословляет Димитрия на борьбу с Мамаем»).

Возвратившись в Москву, Димитрий Иоаннович стал готовиться к выступлению в поход. Перед самым выходом, он с князьями и воеводами молился в Успенском соборе и кланялся мощам Св. Петра-митрополита, который благословил в начале главенство Москвы, потом ходил в Архангельский собор ко гробам прародителей своих. Между тем войска стояли наготове на Красной площади, перед Кремлем; они окроплены были уже и святою водою. Когда великий князь въехал из Кремля вместе с двоюродным братом Владимиром Андреевичем Серпуховским, ополчение двинулось из Москвы к Коломне, где назначен был сбор всех войск. Отсюда уже начался общий поход. Погода была благоприятная; дни были ясны и теплы, земля суха. Верстах в 20 от Дона войска остановились. Сюда прибежали вестники из передового отряда и объявили, что Мамай уже недалеко. «А сколько силы у него?», – спросили вестников, – «И перечесть нельзя», – отвечали те. Тогда Димитрий Иоаннович собрал на совет князей и воевод и спросил: «Что делать? переправляться ли за Дон, или ждать врага на этой стороне?» Одни говорили, что нужно остаться на этой стороне, чтобы удержать за собою путь к отступлению в случае неудачи, другие, напротив, советовали немедленно же переправиться, чтобы ни у кого и в мысли не было возвращаться назад без победы. В это время пришла грамота от преподобного Сергия. Святой муж снова ободрял великого князя надеждою на помощь Бога и Пресвятой Богородицы. Тогда решено было переправляться. Войско наше переправилось через Дон накануне праздника Рождества Богородицы и расположилось на Куликовом поле, при впадении речки Непрядвы в Дон (Епифанскаго уезда, Тульск. г.). Тут сосчитали его. Оказалось более полутораста тысяч. Между тем, мосты приказано было сломать.

Куликовская битва. Сентября 8 дня 1380 г. рано утром войско стало готовиться к битве. Взошло солнце, но густой туман еще покрывал землю. Пользуясь этим, великий князь часть войска, под начальством Владимира Андреевича и воеводы Боброка Волынского, отправил в засаду в близлежащий лес. Когда туман рассеялся, Димитрий объехал полки и говорил: «Отцы и братья! умрем за святую веру, за святые церкви и за братий наших; смерть тогда не в смерть, а в живот вечный». Возвратясь под свое черное знамя, он помолился образу Спасителя, нарисованного на нем, снял с себя княжескую одежду и, надевши платье простого воина, изъявил желание сражаться наряду с прочими ратниками. Окружающие стали упрашивать его стать в безопасном месте, откуда бы можно было смотреть на битву и давать ей ход и направление, но он отказался. «Я у вас первый, – говорил он, – и более всех получал добра и теперь должен первый терпеть с вами». Между тем показались татары. Они спускались с горы. Мамай же стался на возвышении. Страшно было смотреть, как две огромные рати сходились на кровопролитие. Враждебные полчища сначала как бы в недоумении смотрели друг на друга. Но вот из средины татарского войска выезжает богатырь, по имени Телобей, и, хвастаясь своею силою и храбростью, вызывает из русских, кто бы мог померяться с ним силою. Он был огромного роста, и страшен был вид его, и не сразу нашелся охотник сразиться с ним. Но тут выступил инок Пересвет; шлем его был накрыт схимою, возложенною на него преподобным Сергием. «Велик Бог христианский и велика крепость Его! – крикнул он, – с помощью Божьей я хочу переведаться с этим басурманином». Потом, взявши благословение у священника и простившись с окружающими, инок во всю прыть поскакал на противника. Татарин тоже полетел к нему навстречу. Неистово столкнулись они и так крепко ударили друг друга копьями, что кони их взвились на дыбы, а сами они оба полетали на землю мертвые. Вслед затем дан был знак к битве: затрубили ратные трубы. Враги бросились друг на друга, и началась сеча, какой, по сказанию современников, не было еще на Руси. Дрожала земля, гудели окрестные холмы от крика и стона ратников, от топота и ржания коней, от стука оружия кровь лилась как вода на пространство десяти верст; бились не только оружием, но и в рукопашную; задыхались от тесноты, умирали под конскими копытами. Долго не пересиливали ни Русь, ни орда. Наконец татары, которых было гораздо больше, чем русских, стали одолевать. Они добрались до великокняжеского знамени, изрубили его и перебили тут много князей и бояр; под великим князем убили коня: он сел на другого, но и этого сразили татары. Димитрий Иоаннович исчез в кровавой схватке. Чем дальше, тем все хуже и хуже становилось русским, тем сильнее побивали их татары; пешее русское войско, по выражению летописей, лежало, как скошенное сено.

Все это видели Владимир Андреевич и Боброк, стоявшие в засаде. Русские плакали, видя гибель братьев своих, и давно порывались ударить на татар, но опытный в брани Боброк удерживал их. «Кто не в пору начинает, – говорил он, – тот беду себе наживает». Но вот, в исход третьего часа, когда татары считали себя уже победителями, засадному русскому войску подул попутный ветер. Тогда Боброк сказал: «Отцы и братия! Приспел час, и настало время. Идем. И да поможет нам благодать Святого Духа». Как соколы налетают на журавлиное стадо, так русские, выскочивши из засады, бросились в тыл на татар. Появление свежего войска с той стороны, откуда его совершенно нельзя было ожидать, навело ужас на татар. «Горе нам! – кричали они, – Русь перехитрила нас: худых мы перебили, а лучшие теперь на нас обрушились». Наконец, они дрогнули и побежали.

К вечеру, когда уже победа наша была полная, Владимир Андреевич остановился на поле и приказал трубить сход. Все, оставшиеся в живых, собрались, но между ними не было великого князя. «Где брат Димитрий?» – тревожно спрашивал Владимир. Одни говорили, что видели его, как он бился с татарами, другие – как раненый и утомленный он ушел с побоища. Тогда усердно начали искать его. Долго искали. Наконец нашли лежащим в дубраве, под ветвями срубленного дерева; он едва дышал; глаза его то открывались, то закрывались; ему помогли встать; оказалось, что все доспехи его были иссечены, но на теле не было нигде опасной раны. Пришедши в себя и узнавши в чем дело, Димитрий Иоаннович воскликнул: «Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в он!»

За Куликовскую победу Димитрий Иоаннович получил в потомстве прозвище Донского. Но как ни славна была эта победа, она еще не освободила русских от ига татарского. В это время в азиатских степях явился новый завоеватель, подобный Чингиз-хану, Тамерлан. Сподвижник его, Тохтамыш, вторгся в Европу, встретил Мамая, бежавшего с Куликова поля, и снова разбил его. Мамай бежал в Крым и там был убить. Но в орде воцарился сам Тохтамыш и потребовал от русских снова дани и покорности. И не мог великий князь выставить против него рати; слишком много погибло ее на Куликовом поле. Между тем Тохтамыш неожиданно явился под Москвою, обманом взял ее, разграбил и сжег. Димитрий Донской должен был снова признать себя данником татар. Тем не менее, Куликовская победа показала русским, что татар можно побеждать, если только сражаться с ними всем вместе, а не по одиночке, как было прежде. С этих пор из Москвы, начавшей соединять Русь в одно государство, стала светиться надежда на полное освобождение от ига татарского.

Иоанн III, покоритель Новгорода и освободитель Руси от ига татарского.

Иоанн III был правнук Димитрия Донского. Он вступил на московский престол в 1462 году. К этому времени Москва сделалась так сильна, что оставшиеся удельные князья совсем почти подчинялись и слушались великого князя московского. Но Иоанн решился совсем покончить с ними. Действуя умно, осторожно и расчетливо, он в самом деле почти всю северо-восточную Русь соединил под своею властью. Так, он окончательно присоединил к Москве Тверь, Ярославль, Ростов, Вятку и другие земли.

Покорение Новгорода, 1478 г. Самым же важным и трудным делом его было покорение Новгорода Великого. Новгород в это время был самою богатою и обширною волостью в целой Руси. Живя на отдаленном севере, новгородцы не испытали всей тяжести татарского в ига. Хотя они и платили дань татарам, но земли их, по отдаленности, не подвергались таким гибельным набегам и грабежам татарским, какие испытывала вся почти остальная Русь. Между тем торговля новгородцев все более и более расширялась. В это время многие немецкие города составили союз (Ганзейский), чтобы помогать друг другу в торговых делах. В этот союз вступил и Новгород, и через него, таким образом, большая часть русских товаров шла за границу; равно также и заграничные товары шли к нам через него же. Новгород от этой торговли так разбогател, что с ним никакой другой город на Руси не мог равняться. Владения его занимали почти весь северо-восток России. Число жителей в самом Новгороде возросло чуть не до полумиллиона. Но можно сказать, что рядом с возрастанием богатства здесь увеличивались и беспорядки. В Новгороде всегда важные дела решались самими гражданами на вечах, или мирских сходках. Здесь они выбирали себе посадников, тысяцких, даже архиепископов; здесь же решали войну и мир, постановляли законы и тому подобное. Правда, они так же не могли сначала жить без князя из Рюрикова дома, но принимали их к себе большею частью «на всей своей воле», то есть таких, которые соглашались на все их условия. Власть князя в Новгороде была весьма ограничена. Вез веча или народа он не мог сделать ничего важного, не мог даже, например, сменить посадника. Но, ограничивая волю князя, новгородцы не в состоянии были устроить у себя и прочного вечевого правления, а потому у них часто происходили большие беспорядки и волнения. Когда народ, по звуку вечевого колокола, собирался на сходку, то здесь большею частью поднимался страшный шум и крик; нередко дело доходило до рукопашного боя, а иногда и до смертоубийств; граждане разделялись на партии, сторона выходила на сторону, сходились обыкновенно на Волховском мосту и тут вступали в бой. При этом победители, избив своих противников до полусмерти, большею частью сбрасывали их с моста в реку Волхов. В это время народ бродил также по городу и грабил дома богатых граждан. Только святители еще сдерживали несколько буйных новгородцев. Обыкновенно, когда схватка становилась опасною, архиепископ созывал духовенство, облачался в ризы и с крестами и иконами отправлялся к мосту. Среди бушующей толпы он останавливался и начинал осенять крестом во все стороны. Тогда народ приходил в себя, и схватка прекращалась. Но все-таки в Новгороде много гибло бесполезно и народу, и добра. Конечно, при такой неурядице Новгородская община, несмотря на все свое богатство и обширность владений, не могла быть особенно сильна и прочна. Она могла существовать и даже процветать, но только тогда, когда Русь раздираема была княжескими усобицами или терзаема татарами. Едва же это начинает проходить, Новгороду становится тяжело. Все почти великие князья московские уже теснят его, требуют дани, забирают от него разные города и земли и стараются постепенно ослабить его. В самом городе они уже посадили своих наместников, которые должны были за всем следить, обо всем давать знать в Москву и всегда держать наготове партию приверженцев Москвы.

Иоанн III решился нанести последний удар буйной вольнице новгородской. Но он действовал очень осторожно и с расчетом, поэтому приступил к делу только тогда, когда уже не сомневался в успехе. Новгородцы предчувствовали грозу со стороны Москвы, но вместо того, чтобы готовить средства для предотвращения этой грозы, спорили и кричали на вечах, составляли несбыточные планы и оскорбляли наместника московского князя. Иоанн долго терпел, напоминал им, чтобы они держали имя его «честно и грозно, по старине». Но в Новгороде в это время решительно возобладала партия, противная Москве. Во главе ее находилась Марфа посадница, вдова одного посадника. Это была женщина умная, решительная, честолюбивая и к тому же очень богатая. Она хотела заправлять Новгородом. Чтобы спасти новгородскую вольность, партия Марфы посадницы вступила в союз с польско-литовским королем. Но это было несбыточное дело. Польский король был католик. Союз с ним многим казался изменою православию. Владыка новгородский был также против этого союза. Иоанн, узнавши об том разномыслии, долее не медлил. Летом 1471 года войска его двинулись на Новгород. Великий князь объявил, что он идет против новгородцев как против отступников от православия. Передовой отряд московский, находившийся под предводительством князя Даниила Холмского, встретился с новгородцами на реке Шелони. Новгородского войска было вчетверо больше, но несмотря на то Холмский разбил его наголову. После того Иоанн сам подступил к Новгороду, и новгородцы смирились. Иоанн, доселе грозный и неотступный, видя полную покорность, вдруг сделался ласков и приветлив и объявил, что прощает новгородцев. Он заключил с ними мир, по которому обязал их только никогда не вступать в союз польским королем, заплатить за убытки и признать московского князя своим верховным судьею. Вече же и все порядки новгородские остались по-прежнему.

Но не долго мог  просуществовать Великий Новгород со своею вольностью, которою не умел пользоваться. Лет через шесть там опять открылась борьба партий. При этом был оскорблен и Иоанн. Дело было вот в чем. Послы новгородские, прибывши раз в Москву, во время челобитья, назвали Иоанна государем», а не господином, как было прежде. Он немедленно послал спросить: «Какого они желают государства?» Но в то время, как совершалась обсылка, там уже успела взять перевес противная пария, и послам княжеским на вече отвечали, что новгородцы по-прежнему называют его господином, а не государем. Вслед затем начался крик и шум; мятежники бросились на приверженцев Москвы и одного из них тут же на вече изрубили топорами. Тогда Иоанн опять двинул полки к Новгороду и посредством, голода заставил его сдаться. На этот раз он уже уничтожил вече и во всем подчинил новгородцев Москве. При этом вечевой колокол был снят, Марфа посадница схвачена и вместе с внуком и некоторыми боярами отправлена в стан великого князя, а оттуда в Москву. Так пал Великий Новгород в 1478 г. (См. картину «Покорение Новгорода Иоанном III»).

Свержение монгольского ига, 1480 г. Еще более важным делом Иоанна III было свержение татарского ига. После Димитрия Донского, татары еще несколько раз наводили страх на Москву. Но вообще московские князья, после Куликовской победы, уже не так раболепствовали перед ханами, как прежде, редко ездили к ним, мало посылали дани, а иногда и совсем не посылали. Сверх того, орда сама в это время сделалась уже несравненно слабее. От нее в половине XV века отделились Казань и Крым и составили особые царства. Русские, одним словом, считались теперь данниками татар более по имени, нежели на самом деле.

Иоанн III решился уничтожить самую тень постыдного ига. Вот как он начал и совершил это великое дело. Ханы Золотой орды имели обыкновение каждый год посылать в Москву послов со своею басмою или изображением, перед которым великие князья должны были становиться на колени и  выслушать смирно ханскую грамоту. Но Иоанн, после покорения Новгорода, разорвал басму, бросил на пол, начал топтать ногами; послов же приказал умертвить, кроме одного, которому сказал: «Ступай и объяви хану, что случилось с его басмою, то будет с ним, если он не оставит меня в покое». В это время в орде царствовал хан Ахмат. Узнав о поругании своей басмы, он стал вооружать всю свою орду. Чтобы вернее наказать московского князя, он еще заключил союз с польским королем. Союзники согласились с двух сторон напасть на Москву. Но Иоанн не устрашился врагов. Он также заключил союз с крымским ханом, заклятым врагом Ахмата, и убедил его вторгнуться в Литву, а сам пошел против Ахмата. Рассказывают также, что часть войска Иоанн отправил Волгою в самую орду, где оставались одни старики, женщины да дети. Иоанн встретился с Ахматом на реке Угре. Они расположились лагерями на противоположных берегах ее и стояли там долго, целое лето и осень, не решаясь вступить битву. Иоанн, всегда осторожный и расчетливый, и теперь остался верен себе. Он выжидал. Действительно, скоро наступили морозы, к которым татары были непривычны. Наконец, они получили весть, что орда совершенно разорена русскими. Тогда Ахмат пустился бежать, и во время бегства был убит одним из своих же князей. Так Русь совсем освободилась от монгольского ига и, притом, без пролития капли крови. Вскоре после этого орда покончила свое существование. Но долго еще ощущались в нашем народе следы татарщины, например, грубость нравов, жестокие пытки и наказания.

Иоанн III, покоривши Новгород и свергнувши татарское иго, стал господствовать над Русью самодержавно и неограниченно и сделался, кроме того, единственным сильным и независимым государем во всем православном мире. Не задолго до вступления его на престол турки покорили Константинополь (1453). Иоанн женился на племяннице последнего греческого императора, Софье Палеолог, и сделался как бы преемником византийских императоров. На него православные иных стран стали смотреть, как до того смотрели на византийского императора, а Москву стали называть «Третьим Римом». Поэтому Иоанн присоединил к московскому гербу, изображающему Георгия Победоносца, византийский герб двуглавого орла и стал называть себя самодержцем и царем. Но окончательно титул царя утвердился за внуком его, Иоанном Грозным.

Иоанн IV Грозный, первый русский царь и покоритель Казани и Астрахани.

Воспитание его. Иоанн IV родился в 1530 г. Но ему было только около трех лет, когда отец его, велики князь Василий III, неожиданно скончался. На престол вступил трехлетний Царевич, а управлять государством стала мать его, Елена Глинская. Но лет через пять и она скончалась. Тогда восьмилетний великий князь остался на попечении бояр, которые от тени его и правили государством. Это продолжалось лет десять, Близкие бояре мало заботились о воспитании великого князя. Мальчик от природы был очень умный, живой и восприимчивый, но его никто не останавливал, и он делал, что хотел: мучил животных, бросал с высоты на землю кошек и собак и т.п. Бояре же, вместо того чтобы останавливать, еще потворствовали и хвалили его, называя это удальством. Такое воспитание имело чрезвычайно дурное влияние на развитие характера в молодом великом князе. Он привыкал к жестокости, грубости, несдержанности. Впрочем, как мальчик от природы умный и любознательный, Иоанн рано тоже начал читать книжки разные. Он с жадностью читал все, что попадалось ему в руки: историю священную, римскую, русские летописи, творения святых отцов. Ни один государь нашей дровней истории не был так начитан, как Иоанн Грозный. Вследствие этого он рано развился. Из книг и из бесед с начитанными людьми он рано также понял значение своей власти. Когда ему исполнилось 16 лет, он вдруг созвал бояр и высшее духовенство и объявил, что хочет принять титул царя. Вслед затем Иоанн действительно венчался на царство, чего прежде не делал ни один из русских государей, и стал именоваться царем. Через несколько же недель царь женился на дочери окольничего Романа Юрьевича, Анастасии Романовне.

Делами, однако ж, по-прежнему заведовали бояре, враждовали друг с другом, и правление их вообще было тяжкое для России. Но вскоре случилось событие, которое заставило молодого царя самого приняться за дела. Над Москвою разразилась страшная гроза и буря. От молнии или от чего другого загорелась одна церковь. Пламя быстро стало переходить из одной улицы в другую по деревянным строениям. Наконец дошло до Кремля; здесь сгорели соборы, монастыри, царские хоромы. Царь должен был удалиться на Воробьевы горы. Кроме множества всякого добра, на пожаре погибло народу более полутора тысяч человек; сам митрополит едва не сгорел. На другой день по Москве пошла молва, что она сгорела от волшебства, что княгиня Анна Глинская вынимала сердца человеческие, мочила их в воде и этою водою кропила дома; оттого Москва и сгорела. Как ни нелеп был этот слух, но народ, разоренный и запуганный пожаром, верил и волновался. Толпа мятежников пришла даже к царю и начала требовать выдачи Глинских, которые в это время заправляли делами. Иоанн приказал казнить зачинщиков, и мятеж кончился. Но события эти сильно подействовали на него. «И вошел страх в душу мою и трепет в кости мои, – писал он потом, – смирился дух мой, умилился я и познал свои согрешения». Рассказывают, что в это время пришел к нему священник придворного Благовещенского собора Сильвестр и стал грозить ему гневом Божьим, если он не оставит праздной жизни и не будет заниматься делами. Иоанн совершенно переменился: оставил свои забавы и потехи, удалил бояр и принялся сам за дела. С этих пор главными советниками его и помощниками в правлении сделались Сильвестр и Адашев, человек незнатного происхождения, но добрый и справедливый. Десять лет находился он при царе и в это время много сделано хороших дел: изданы были новые законы под названием «Судебник», улучшены церковные дела и т.п., но самым важным делом было покорение Казани.

Покорение Казани, 1552 г. С тех пор, как образовалось Казанское царство, татары казанские не давали нам покоя. Они то и дело вторгались в пограничные русские земли, опустошали их и уводили в плен людей, раз даже захватили самого великого князя Московского Василия Темного, прадеда Иоанна Грозного, и освободили только за большой выкуп. Чтобы обезопасить себя с этой стороны, Иоанн решился покорить Казань. Летом 1552 года он сам двинулся в поход с 150-тысячным войском и осадил Казань. Около пяти недель продолжалась осада, а казанцы не сдавались. Тогда решено было идти на приступ. Под стены города сделали подкопы и вкатили туда бочки с порохом. Перед самым приступом царь пошел к обедне. Когда дьякон, оканчивая Евангелие, возгласил и будет едино стадо и един пастырь – вдруг раздался сильный гром, так что земля вздрогнула. Иоанн выглянул из церкви и увидел, что часть стены взорвало на воздух, бревна и люди летят вверх. Вслед затем, когда дьякон на эктеньи воскликнул: «и покорити под нози его всякого врага и супостата», – произошел второй взрыв, еще сильнее прежнего; множество казанцев вместе с обломками стены снова взлетело на воздух, одни перерванные пополам, другие с оторванными руками и ногами. Тогда русские, воскликнув: «с нами Бог!», – пошли на приступ. Отчаянно бились татары; они осыпали наших стрелами и камнями, обливали кипятком, бросали бревнами. Но наконец наши войска ворвались в город и завладели царским дворцом. Тогда казанцы вывели своего царя Едигера на башню и сказали: «Пока место, где стоял престол царский было цело, мы бились до смерти за царя и отечество, теперь же отдаем вам царя живым, ведите его к своему царю». Пленный Едигер был приведен к Иоанну Грозному вместе с приближенными своими. Так пала Казань. Иоанн освятил ее, заложил в ней христианские церкви, посадил наместника и возвратился в Москву. Москвичи с большим торжеством встретили его.

Вслед за покорением Казани Иоанн без труда присоединил (1556 г.) к Москве и другое татарское царство – Астраханское, которое возникло на месте Сарайской орды.

Жестокости Иоанна Грозного. Но вскоре в Иоанне произошла опять большая перемена. Он начал ссылать и казнить без пощады всех правых и виноватых. Эта перемена резко обнаружилась после смерти супруги его Анастасии Романовны. Она была женщина кроткая и добродетельная. Царь очень любил ее, и она одна могла удерживать его от вспышек гнева. Теперь, когда ее но стало, Иоанн дал полную волю своей подозрительности и вспыльчивости. Так как покойная царица не любила ни Сильвестра, ни Адашева и притом начали ходить слухи, что будто они извели ее волшебством, то царь, прежде всего, принялся за них и за близких к ним лиц: Сильвестра сослал в Соловецкий монастырь на Белое море, а Адашева заключил под стражу, где тот вскоре и умер; родственников их и приверженцев также одних сослал, других казнил. Тут случилось еще одно обстоятельство, которое окончательно вооружило Иоанна против бояр. Один из самых близких к нему лиц, князь Андрей Курбский, проиграв в войне с поляками одну незначительную битву, от страха бежал в Польшу и оттуда прислал царю со своим слугою Шибановым укорительное письмо. Слуга подал письмо Иоанну при выходе его из дворца. Иоанн оперся своим остроконечным жезлом в ногу Шибанова и приказал читать письмо. Укоры в жестокости, которыми наполнено было письмо, так раздосадовали его, что он велел сначала пытать Шибанова, а потом казнить. После измены Курбского, Иоанну стало казаться, что он окружен изменниками и заговорщиками, и потому он решил начать поголовное истребление бояр.

Однажды, это было в конце 1564 года, Иоанн со всем семейством, с большою свитою и с имуществом, совершенно неожиданно выехал из Москвы. В столице все остались в большом недоумении. Царь, по-видимому, милостиво со всеми простился, но не сказал, куда поехал и зачем. Через месяц дело разъяснилось. Иоанн остановился в Александровской слободе, на расстоянии около ста верст от Москвы, и оттуда прислал гонца с грамотами к митрополиту и народу. Он писал, что вокруг него все изменники, что он оставляет государство и хочет поселиться, где ему Бог положит на сердце. Когда эти грамоты были прочтены, в народе раздался плач и рыдания. Все начали упрашивать митрополита, чтобы он умолил царя не оставлять государства, а с изменниками и лиходеями разделаться, как ему угодно. Митрополит, в сопровождении высшего духовенства и бояр, отправился в Александровскую слободу и передал царю мольбы народа. Иоанн согласился не покидать государства, но только с тем, чтобы никто не мешал ему казнить изменников. Тогда началось страшное время. В Александровской слободе, посреди дремучего леса, Иоанн Грозный построил себе особый дворец, обвел его рвом и валом, а для охраны назначил отдельную стражу из стрельцов; для беспрекословного же и безмолвного выполнения своих страшных велений набрал особых людей, которых стали называть опричниками. Поступая на службу к царю, они должны были отрекаться от родственников и друзей, даже от отца и матери, и давали клятву выполнять волю только одного государя. Число опричников постепенно увеличивалось и дошло, наконец, до шести тысяч. Александровская слобода сделалась местом частых пыток и казней. Желая показать свое усердие к службе и воспользоваться имениями казненных, опричники делали ложные доносы, обвиняли в чародействе, в мнимых тайных сношениях с неприятелем, и бояре гибли один за другим. От опричников доставалось, впрочем, не одним боярам, а и всем. Все были в страхе.

Один митрополит Филипп, человек святой жизни, не боялся, и смело осуждал царя и злодейства опричников. Иоанн, наконец, не мог более выслушивать обличения его, нарядил над ним суд, лишил сана и заточил в монастырь, где его через несколько лет лишил жизни Малюта Скуратов, один из самых свирепых опричников.

Гнев Иоанна падал иногда на целые города. Так, страшная участь постигла Новгород. По ложному доносу, будто новгородцы хотят передаться польскому королю, Иоанн отправился туда с опричниками и стрельцами. Царский отряд окружил Новгород со всех сторон, чтобы никто не ушел. После того начался суд над новгородцами. К царю ежедневно приводили от пятисот до тысячи и более человек; их подвергали жестоким пыткам, а потом большею частью топили в Волхове. После суда опричники стали грабить в Новгороде и в окрестностях его верст на двести и более. Весь погром новгородский продолжался более шести недель.

Но, несмотря на все эти невзгоды, в царствование Иоанна Васильевича Грозного докончено было дело, начатое великими князьями московскими. Россия, управляемая одною волею, составила крепкое и несокрушимое государство. Поэтому и в памяти народной он остался не только Грозным, но и великим государем, завоевателем трех царств и мудрым устроителем государства. Пытки и казни дорого, однако, обошлись и самому Иоанну. Он чувствовал, что вдается в крайности, и терзался совестью. Он даже похудел и преждевременно состарился, чтобы заглушить угрызения совести, он горячо молился, клал земные поклоны с таким усердием, что на лбу оставались кровавые знаки. К концу царствования Иоанна пытки и казни сделались реже, но нрав царя не изменился; по-прежнему он был скор на гнев и опалы; в пылу гнева он даже убил своего старшего и любимого сына, Иоанна. Рассердившись на него за противоречие в чем-то, он так неосторожно ударил его палкой в висок, что тот пал мертвым на месте. Царь сильно горевал и терзался по своем сыну, каялся, служил панихиды, рассылал деньги на помин души по монастырям, в Иерусалим и другие дальние места, иногда по ночам вскакивал с постели, звал убитого сына, бросался на пол и долго лежал без движения, в забытьи. Скоро в нем обнаружилась неизлечимая болезнь. В марте 1584 года Иоанн Грозный скончался, процарствовав 50 с лишком лет.

Ермак, покоритель Сибири.

Под конец царствования Иоанна Грозного покорена была Сибирь. Ее покорили донские казаки под предводительством атамана Ермака Тимофеевича. Ермак был рода простого. Как человек бедный, ничего не имеющий, он нанялся сначала в бурлаки и тянул барки по Волге и Каме. Звали его собственно Василием, но товарищи прозвали его Ермаком, потому что он у них был кашеваром. Как артельный таган, в котором варили кашу, называлось у них Ермаком, так прозвали они и самого кашевара. Бурлацкая жизнь, однако ж, надоела Ермаку, и он ушел к донским казакам. Здесь его выбрали старшиной одной станицы. Ермак хотя был среднего роста, но отличался необыкновенною силою и имел сановитую наружность: борода у него была черная и окладистая, волосы кудрявые, глаза светлые и быстрые, кроме того, он быль очень смышлен, боек на словах и отличался удальством. Скоро соскучилось ему на Дону. Он набрал шайку удалых казаков, ушел с ними на Волгу и стал грабить. Никому не давал спуску Ермак, ни царским судам, ни купеческим товарам, ни иноземным послам. Узнав про эти разбойничьи дела, Иоанн Грозный приговорил его к смертной казни, а для поимки выслал отряд войска. Но Ермак успел скрыться в Пермский край, к богатым людям Строгановым, которые предложили ему идти со своими казаками на сибирских татар, за Уральские горы, для того, чтобы по крайней мере обезопасить русскую землю с этой стороны и тем заслужить вины свои перед великим государем.

Покорение Сибири, 1582 г. Ермак с радостью согласился на предложение. Строгановы дали казакам оружие съестных припасов и лодки. Ермак обещал всё это воротить, если будет удача, и с 850 казаками двинулся в дальний поход. Много трудов стоило ему перебраться через Уральские горы. В некоторых местах вода в реках, по которым плыли казаки, была мелка и не поднимала лодок, тогда Ермак приказывал растягивать поперек реки паруса, вода поднималась, и лодки проходили; иногда же казакам приходилось перетаскивать на себе лодки. Наконец Ермак добрался до сибирской страны. Здесь, при первой встрече с татарами, казаки выказали полное свое превосходство над ними. Сибиряки были вооружены стрелами и копьями, с ружьями же и пушками были совсем незнакомы; когда казаки выстрелили в них, они подумали, что это гром небесный, и со страху попадали на землю, а потом, опомнившись, бросились бежать. Но русские превосходили сибирских татар не одним оружием и храбростью, а и сметливостью. Рассказывают, что однажды Ермак прибег к такой хитрости: плывя по реке Тоболу, он вдруг видит протянутые через реку железные цепи. Три дня бьется он с многочисленною толпою татар и никак не может одолеть их. Тогда он приказывает одеть в лишнее казацкое платье чучела из хвороста, а сам с казаками выходит на берег и бросается на татар; сибиряки сначала защищаются, но потом, заметив, что в лодках еще много казаков, обращаются в бегство.

В Сибири в это время царем был Кучум. Узнав о появлении русских, он испугался; уже давно предсказывали ему шаманы или колдуны, что погибнет царство сибирское от русских. Однако Кучум не думал добровольно уступать его. Он выслал против казаков сильное войско под начальством своего племянника, богатыря Маметкуля, а сам укрепился на Чувашьей горе, недалеко от столицы Сибири. Ермак разбил Маметкуля и подступил к укреплению. Но тут на казаков напало сомнение. Их оставалось не более 500 человек, а у Кучума были многие тысячи. Казаки собрались в круг, и большая часть их стала говорить, что надо уходить домой. Тогда выступил Ермак и начал убеждать остаться. «Куда мы пойдем?», – говорил он, – «Пришли мы сюда водою, а теперь уж реки мерзнут. И какая пойдет про нас слава? Скажут – ходили разбойничать. Нет, братцы, постоим до конца. Тогда память о нас никогда не умрет». Эта речь ободрила всех. На утро – это было 23 октября 1582 г. – едва начало рассветать, казаки были уж наготове; они помолились Богу и пошли в бой. Сибиряки осыпали их стрелами, как градом. Чем ближе подходил Ермак к укреплению, тем больше падало у него людей. Видя, что казаков осталось мало, сибиряки вышли из укрепления и бросились на врагов под начальством Маметкуля. Но Ермак успел поставить своих храбрецов стеною и начал отстреливаться из ружей. Бились долго. Наконец казаки ранили Маметкуля. Это произвело смятение в сибиряках. Они бросились назад, казаки за ними и вломились в укрепление. Кучум все время битвы стоял на горе и молился со своими муллами или священниками. Теперь, видя своих бегущими, он в страхе также побежал и скрылся в степях. Три дня казаки отдыхали после этой упорной битвы и хоронили своих убитых, которых было больше ста человек. Потом Ермак без труда занял столицу Сибирь и утвердился в ней. Казаки нашли здесь много разных богатств: золота, серебра, драгоценных камней, мехов – собольих, куньих, лисьих, и все это поделили между собою поровну. Через несколько времени к Ермаку начали являться князьки разных сибирских народцев – остяков, вогуличей и других, с поклонами и с подарками. Они просили также у него защиты от Кучума. Ермак всех ласково принимал, назначал небольшую дань и обещал защищать от Кучума. Вскоре он взял в плен и самого Маметкуля, на которого Кучум возлагал все свои надежды. Так покорена была Сибирь. Но у Ермака оставалось теперь уже не более трехсот казаков.

С известием о покорении Сибири и с просьбою о подмоге, Ермак отправил в Москву атамана Кольцо. Кольцо так же, как и Ермак, был приговорен царем к смертной казни за разбои на волге. Но он теперь смело поехал в Москву. Явившись к Иоанну Грозному, он упал ему в ноги и сказал: «Царь, не вели казнить, вели речь держать». Узнав о покорении царства, Иоанн очень обрадовался, простил всех казаков, хвалил их за храбрость, жаловал подарками; Ермаку же он послал шубу с своих плеч и грамоту, в которой называл его князем сибирскими. Вся Москва праздновала покорение нового царства.

Гибель Ермака. На помощь Ермаку Иоанн Грозный отправил двух воевод с ратниками. Но вскоре, по прибытии их в Сибирь, Ермак погиб. Царь Кучум, видя, что с Ермаком не справиться в открытой битве, стал пускаться на разные хитрости, чтобы погубить его. Он обманом заманивал к себе казаков и убивал их, не пропускал купцов в город Сибирь и тому подобное. Раз пошел Ермак отыскивать Кучума, чтобы сгубить его совсем. Он поплыл вверх по реке Иртышу. Но поднялась сильная буря, и казаки сильно устали от трудной гребли. На ночь они пристали к одному островку и легли все спать. Считая себя здесь совершенно безопасными, они не поставили даже сторожей. Между тем Кучум издали следил за ними. Убедившись, что казаки все спят как убитые, он перебрался с татарами на остров, напал на спящих и начал рубить. Ермак, проснувшись, схватился за меч, стал звать товарищей, но они уже большею частью лежали мертвые. Тогда он бросился вплавь через рез реку, но тяжелая броня потянула его ко дну, и он потонул (1584 г.). Сильно горевали казаки, узнав о смерти своего атамана-князя. Не надеясь удержаться без него в городе Сибири, они оставили его, и сюда вернулся опять Кучум. Но дело, сделанное Ермаком Тимофеевичем, не пропало даром. Русские после того являются в Сибирь, как в страну покоренную, основывают города, прокладывают дороги и подвигаются все далее и далее на восток. Так Сибирь скоро сделалась русскою землею. В сибирском городе Тобольск до сих пор поминают в церквах Ермака и казаков, погибших с ним при завоевании Сибири. Здесь же поставлен ему в 1839 году большой памятник с надписью: «Покорителю Сибири – Ермаку».

СМУТНОЕ ВРЕМЯ

Борис Годунов. Иоанн Грозный оставил двух сыновей: Феодора и Димитрия. Царем объявлен был старший, Феодор. Но он был царем по имени. Всеми дедами заправлял шурин его, умный и хитрый боярин, Борис Феодорович Годунов. Так как у царя не было детей, то Годунов задумал после смерти его сделаться царем. Но у Феодора был брат Димитрий, которого народ считал уже наследником престола. Борис постарался устранить это препятствие. Царевич Димитрий был отправлен им на житье с матерью в город Углич. Там подосланные убийцы и порешили с царевичем, когда ему было около девяти лет. Случай этот, разумеется, наделал много шуму. Но Годунов замял дело. Он донес царю, что царевич, играя с детьми, сам накололся на нож в припадке падучей болезни. Для виду назначено было следствие, но и следователи донесли так, как хотел Годунов. Царь поплакал, погоревал и поверил своему шурину. Однако молва народная обвиняла Годунова в смерти царевича.

Самозванцы. В 1598 году Феодор Иоаннович скончался, и со смертью его прекратился царствующий дом Рюрика. Правда, много еще оставалось князей – потомков Рюрика, например, Шуйские; но они давно сделались простыми подданными царя московского, и за ними никто не признавал права на престол. Поэтому нужно было выбирать царя. Борис Годунов устроил так, что весь народ действительно выбрал его, и он стал царствовать. Но вскоре начали ходить слухи, что Димитрий царевич не убит, а, спасенный своими друзьями, где-то живет. Наконец в Литве у одного  польского пана явился человек, который на исповеди открылся, что он царевич Димитрий. Кто он такой, до сих пор наверное еще неизвестно, но тогда уверяли, что он был беглый монах Чудова монастыря, Григорий Отрепьев. В судьбе самозванца приняли участье многие Польские паны и в особенности один из них, Юрий Мнишек, дочь которого, Марина, понравилась Лжедимитрию. Этот пан надеялся выдать дочь свою замуж за самозванца, когда он сделается царем. Помогало также мнимому царевичу польское духовенство, которое рассчитывало, в случае успеха, ввести в России латинскую веру. При помощи панов и иезуитов, у самозванца явилось войско, состоявшее из казаков, поляков и всякого сброда, с которым он и отправился в русскую землю отнимать престол у Бориса Годунова. Сначала дела его шли не так хорошо. Но когда Годунов внезапно умер от удара, то народ счел это за кару Божью и целыми толпами стал переходить на сторону самозванца. Лжедимитрий сел на московский престол. Однако он не процарствовал и году. Вскоре начала ходить по Москве молва, что он не сын царя Иоанна Грозного, а самозванец. Молва усилилась еще и оттого, что Лжедимитрий пренебрегал старинными русскими обычаями и церковными постановлениями, например, не соблюдал постов, не молился перед обедом и после обеда ел телятину, что тогда считалось предосудительным, после обеда не умывал рук, не спал. Народ никак не мог поверить, чтобы так поступал истинно православный царь. Но особенно сильное неудовольствие в народе произвела женитьба самозванца. Он вызвал из Польши Марину Мнишек и, не обратив ее в православие, женился на ней, и притом, вопреки церковным правилам, под праздник. Неудовольствие и ропот народа усиливали еще поляки, прибывшие в свите Марины. Они гордо обходились с русскими, дозволяли себе разные бесчинства и насилия, например, ходили по церквам с собаками, стреляли в иконы.

Всем этим ловко воспользовался один боярин, князь Василий Иванович Шуйский, и произвел в Москве восстание, во время которого самозванец был убить. После этого на престол избрали Шуйского. Но появился новый самозванец, который уверял, что он царь Димитрий, что в Москве во время восстания убит кто-то другой, похожий на него, а он спасся и бежал в Литву. К этому новому Лжедимитрию опять стали стекаться поляки, казаки и всякие бродяги; с ними он подступил к Москве и расположился в 12 верстах от нее, в Тушине, отчего и известен более под именем Тушинского вора. Его признала за мужа и Марина Мнишек. Однако ему не удалось сесть на московский престол, и в Калуге он был убит на охоте одним татарином. Но москвичи, не любившие Шуйского, свергли его с престола и постригли в монахи. В то же время поляки овладели Москвой. Наступила страшная неурядица. Польский король задумал посадить на московский трон своего сына,  королевича Владислава, и уже Москва было присягнула ему; шведский король – своего брата; между тем во Псков явился третий самозванец, а бесчисленные шайки казаков и поляков бродили по всей России и все предавали огню и мечу. Казалось, все погибло. «И было тогда, говорить одно современное сказание, такое лютое время Божьего гнева, что люди не чаяли впредь спасти себя. Чуть не вся земля русская опустела, и прозвали старики наши это лютое время – лихолетьем. Но в это время всеобщего безначалия и истребления, неусыпно действовала на спасение отечества веры Троице-Сергиевская Лавра. Обнесенная крепкими ставнями и окруженная глубоким рвом, она недоступна была ни для поляков, ни для казаков, и одна, как неприступная твердыня, стояла за дело освобождения Руси от злых врагов. Из нее были рассылаемы по городам и селам грамоты, призывавшие народ на защиту святой православной веры и на очищение земли от поляков и казаков.

Минин и Пожарский, освободители Москвы от поляков.

Одна из грамот, рассылаемых Троицкою Лаврою, пришла в Нижний Новгород. По этому случаю у воеводы собрались власти нижегородские и в числе их был земский староста, по-нынешнему городской голова, Козьма Захарыч Минин-Сухорук. Он торговал скотом, но немного был знаком и с ратным делом. Нижегородцы любили его за справедливость, ум и доброту. Козьма сильно скорбел о бедствиях отечества и старался внушить народу, что только единодушием можно спасти веру и Россию. Думы об этом постоянно занимали его. Раз во время таких дум Минин забылся сном. И видит он, его молельная комната наполнилась светом, явился благолепный старец, поднял над ним благословляющую руку и сказал: «Козьма! иди спасать Москву! Буди уснувших! Минин вскочил. В комнате было темно. Слышался звон к заутрени. В тот же день пришли гонцы с грамотою из Троицкой Лавры. Минин видел в этом перст Божий. И теперь, когда грамота была прочитана у воеводы, он настоял, чтобы ее прочли в соборе перед народом. Нижегородцы, слушая ее, умилились; послышались жалостные стоны и плач. По выходе из церкви, народ столпился на площади; поднялся общий говор. Но вот на паперти показался Минин. Это был пожилой, статный и здоровый мужчина, с открытым и мужественным видом. Все бросились к нему, желая услышать от него разумное слово. «Православные!» – заговорил он, – «коли захочем помочь московскому государству, не пожалеем ничего: продадим свои дома, заложим жен и детей и наймем ратных людей. Дело великое! Мы совершим его, если нас Бог благословит. Я знаю – только мы на это подвигнемся, к нам пристанут многие города, и мы вместе с ними дружно отобьемся от иноземцев». Речь эта была по душе нижегородцам. Они с радостью стали вооружаться и приносить пожертвования на городскую площадь для найма ратных людей. Минин первый подал пример. Вслед за ним одна вдова из 12 тысяч рублей, скопленных в течение многих лет, отдала на общее дело 10 тысяч. Но кроме денег, для войска нужен был еще предводитель. Минин указал на достойного вождя. В это время жил в своей деревне, верстах в 120-ти от Нижнего, князь Димитрий Михайлович Пожарский. Он уже прежде бился с поляками, был ранен, и теперь долечивался от ран. Нижегородцы отправили к нему послов просить его принять начальство над ополчением. Пожарский согласился быть воеводой. Минин же был выбран распоряжаться в ополчении казною. Так начало составляться в Нижнем земское ополчение. Весть об этом скоро разнеслась и по другим городам. Везде народ стал поднимайся на святое дело освобождения Москвы. Поляки, узнавши об этом, испугались и не знали, что делать. В плену у них сидел патриарх Гермоген. Они потребовали, чтобы он написал в Нижний и запретил собирать ополчение. Но святитель изрек нижегородцам благословение, а полякам проклятие; за это его стали содержать в большой тесноте и томить голодом. Так, говорят, и заморили.

Весною 1612 года, когда в Нижнем собралось уже довольно войска, Минин и Пожарский выступили в поход к Москве. Дорогою к ним присоединились новые ополчения из разных городов. Движение нижегородского ополчения неприятно подействовало и на казаков, стоявших под Москвою, тем более, что в войске Пожарского был заведен строгий порядок. Они понимали, что им не позволят теперь грабить и разбойничать. Чтобы расстроить ополчение, один атаман казацкий, Заруцкий, подослал убийц к князю Пожарскому. Однажды князь осматривал в Ярославле пушки. Злодеи подкрались к нему в толпе народа, и один из них хотел ударить его ножом, но промахнулся и попал в ногу своему товарищу. Тут их перехватали, и они во всем сознались.

Между тем ополчение подступило к Москве. Сюда же на другой день пришел новый отряд поляков с обозом, чтобы подкрепить сидевших в Кремле и Китай-городе. Теперь вся задача состояла в том, чтобы не допустить до этого поляков. Три дня продолжался с ними бой. Сначала поляки стали брать верх. Сам Пожарский получил легкую рану. Это происходило оттого, что казаки, стоявшие под Москвою, не слишком дружно действовали с ополчением. Но в решительную минуту Авраамий Палицын, инок Троицкой лавры, находившийся при войске, убедил и казаков помочь ополчению. Особенную услугу при этом оказал также Минин. Выпросивши у Пожарского три сотни ратников, он стремительно бросился с ними на поляков и смял их. Тем временем казаки отрезали у неприятеля обоз. Тогда поляки, видя, что все, с чем они пришли, пропало, удалились из-под Москвы. Теперь оставалось только чистить от поляков Китай-город и Кремль. Ополчение и осадило их здесь. Осада продолжалась около двух месяцев. В это время казаки опять стали враждовать с земским ополчением из-за жалованья. Им действительно следовало бы выдать хоть сколько-нибудь, да не из чего было, а между тем одни из них хотели уйти, а другие грозили даже напасть на дворян, ограбить и перебить их. Авраамий Палицын помог горю и на этот раз. Чтобы как-нибудь успокоить казаков, он привез им в залог из Троицкого монастыря церковные ризы, шитые золотом и унизанные жемчугом. Это так тронуло казаков, что они отослали вещи назад и дали обещание, во что бы то ни стало, очистить Москву от поляков. Действительно, с помощью их скоро взят был Китай-город. Вслед за тем страшный голод заставил сдаться и осажденных в Кремле. Минин и Пожарский торжественно въехали в Кремль. Так Москва очищена была от поляков.

Освободители Москвы от поляков были потом щедро награждены царем Михаилом Феодоровичем. Пожарский из стольников был прямо пожалован в бояре, а Минин сделан был думным дворянином и заседал в царской думе. Но он скоро удалился на родину и там, в 1616 году, скончался и погребен в одном соборе. Пожарский же еще долго служил царю и отечеству и дожил до глубокой старости. Благодарная Россия поставила Минину и Пожарскому памятник в Москве на Красной площади. На памятник Минин представлен зовущим Пожарского спасать русскую землю.

Михаил Феодорович, первый царь из дома Романовых.

Избрание на царство, 1613 г. Когда Москва освобождена была от поляков, по всем городам земли русской разосланы были грамоты с предложением прислать выборных людей для избрания царя. Как только выборные съехались, назначен был трехдневный строгий пост. В то же время служили молебны, чтобы Бог вразумил выборных людей избрать достойного царя. После того составился великий земский собор. На нем общим голосом положили избрать на царство Михаила Феодоровича Романова. 21-го февраля 1613 года выборные собрались на Красную площадь, наполненную народом. Знатнейшие из них взошли на лобное место, чтобы спросить и у народа «Кого он хочет избрать в цари?» Но прежде, чем кто-нибудь успел сказать слово, как вся народная громада в один голос закричала: «Михаил Феодорович Романов будет царь-государь московскому государству и всей русской державе». «Се бысть по смотрению Всевышняго Бога!» сказал при этом Авраамий Палицын. После того по всем церквам стали служить благодарственные молебны с колокольным звоном и на эктениях поминали новоизбранного царя Михаила Феодоровича.

Михаил Феодорович был сын боярина Феодора Никитича Романова, племянника Анастасии Романовны, первой супруги Иоанна Грозного. Никакой другой род не пользовался такою любовью народа, и никто не заслужил ее более, как род Романовых. В народе живо сохранилась память о кроткой и добродетельной Анастасии Романовне. Хорошо помнили также любимого в свое время народом брата ее Никиту Романовича, деда новоизбранного царя. О нем сохранилось предание, что он постоянно заступался за опальных при Грозном, хотя за это ему самому грозил гнев царский. Отец же Михаила Феодоровича был еще жив, и его страдания и заслуги были всем известны. Борис Годунов, видя в нем опасного соперника себе, заточил его в монастырь и приказал постричь под именем Филарета. При Лжедимитрии I он возведен был в сан ростовского митрополита, а когда Москва присягнула Владиславу, то его в числе главных послов отправили к Сигизмунду под Смоленск. Но отсюда польский король препроводил его пленником в Варшаву за то, что он твердо стоял за веру и отечество. Филарет и теперь, когда сына его избрали на царствие, томился в плену у поляков.

Михаилу Феодоровичу было в это время 16 лет, и он жил со своею матерью, инокинею Марфою, в Ипатьевском монастыре, близ города Костромы. Сохранилось известие, что поляки, узнавши о том, что его хотят избрать на престол, решились погубить его. Отряд их был уже недалеко от Ипатьевской обители, но крестьянин села Домнина, Иван Сусанин, пожертвовал собою для спасения царя. Он вызвался проводить поляков к месту жительства Михаила, а вместо того завел их в непроходимый лес. Поляки, видя, что они обмануты, умертвили Сусанина. В половине прошлого столетия ему поставлен в Костроме памятник.

Избравши на царство Михаила Феодоровича, земский собор отправил к нему посольство из высших, духовных и светских лиц. Послы, прибыв в Кострому, на другой день с хоругвями и иконами, при колокольном звоне, отправились в монастырь. Инокиня Марфа с сыном вышли навстречу за ворота монастыря и приложились к образам. Но зная, зачем пришло посольство, они не хотели было идти за образами в соборную монастырскую церковь. Едва упросили их. После молебна, в соборной церкви костромского Ипатьевского монастыря послы и вручили Михаилу Феодоровичу грамоту об избрании; при этом прочитали также длинную речь. Но Михаил отказался. Мать тоже не соглашалась благословить сына на царство. «Сын мой, говорила она, еще молод, а люди всяких чинов измалодушествовались вследствие частых измен последним государям. Кроме того, государство разорено в конец, служилые люди бедны; чем жаловать их? Чем пополнять и государственные расходы? Мне, прибавила инокиня Марфа, благословить сына на государство разве на одну гибель». Послы уверяли, что теперь уже все люди в московском государстве пришли в соединение и готовы головы свои класть за царя и лить кровь до смерти. Когда же и после этого инокиня Марфа и Михаил продолжали отказываться, то послы начали грозить им гневом Божьим. Тогда мать, наконец, благословила сына, и Михаил Феодорович принял из рук главного посла царский посох. Сейчас же запели многолетие новому царю, а потом все прибывшие подходили к царской руке. По прибытии в Москву Михаил Феодорович короновался.

Успокоение государства. Государство в первые годы царствования Михаила Феодоровича находилось в самом бедственном положении. Казна царская была совершенно пуста. Ее растратил первый самозванец на пиры и увеселения и на подарки своей невесте Марине Мнишек, а остальное потом расхитили поляки. Народ был страшно разорен. Между тем и извне и внутри продолжали терзать Русь враги. Шведский король, потерявши надежду посадить своего брата на московский престол, старался, по крайней мере, побольше захватить русских земель и прибрал к своим рукам даже Новгород. Поляки еще не теряли надежды, возвести своего королевича Владислава на московский трон и скоро с этою целью вторглись опять в Россию. Внутри государства повсюду бродили шайки казаков-разбойников и все грабили, жгли и опустошали.

Несмотря, однако ж, на такое безотрадное положение государства, Михаил Феодорович водворил в нем порядок и успокоил его, хотя был молод и неопытен. Народ, истомленный продолжительными смутами, дружно поддерживал царя в его заботах и ничего не щадил для общей пользы. Вследствие этого мало помалу воровские шайки были уничтожены, и предводители их подверглись достойной казни. Со шведами и поляками заключены были мирные договоры, хотя при этом Россия потерпела некоторые убытки. Так, шведам мы должны были уступить земли по Финскому заливу и таким образом совершенно были отрезаны от Балтийского моря, а в руках поляков остался старинный наш город Смоленск. Но и это все вскоре, при следующих царях, было возвращено.

Царь Алексей Михайлович.

Михаил Феодорович скончался в 1645 г. Ему наследовал 15-ти-летний сын его Алексей Михайлович. Новый царь также искренно заботился о благосостоянии своих подданных; кроме того, отличался особенною набожностью. Народ любил кроткого и благочестивого царя. Но Алексей Михайлович был мягкого характера и подпадал влиянию людей, которые иногда злоупотребляли его доверием и притесняли слабых; поэтому в народе стали происходить волнения, сначала в Москве, а потом и по другим городами. Чтобы положить конец беспорядкам, царь задумал издать новые законы. Он поручил нескольким боярам и дьякам выписать подходящие статьи из постановлений св. отцов церкви, из греческих и из прежних русских законов и расположить их в порядке. Когда это было сделано, Алексей Михайлович собрал выборных людей в Москву. В Грановитой палате им и прочитаны были новые законы. Большая часть выборных одобрили и подписали их; потом они были изданы и по ним стали судить и вершить дела. Эти новые законы известны под названием Соборного Уложения. В нем было сказано, чтобы людям всех чинов были одинаковый суд и расправа во всех делах, чтобы судьи вершили дела по совести и не брали взяток под страхом жестокого наказания. Но, несмотря на то, многие воеводы и их приказные люди продолжали притеснять слабых. Оттого и мятежи в народе по временам вспыхивали. Они тоже были скоро усмиряемы. Но лет через 20 с лишком по вступлении на престол Алексея Михайловича, в юго-восточной части России открылся бунт под предводительством донского казака Стеньки Разина, который прекратили с большим трудом, и во время которого погибло до ста тысяч человек. Память об этом бунте до сих пор живет в песнях народных, где Стенька представляется между прочим колдуном, которого ни сабля, ни пуля не берет.

Патриарх Никон, исправитель богослужебных книг.

Как Никон сделался патриархом. В царствование Алексея Михайловича большое значение имел патриарх Никон. Замечательно, как он сделался патриархом. Он был сын бедного крестьянина Нижегородской области. В Миру его звали Никитой. С ранних лет Никита лишился матери, но отец его женился на другой жене. Мачеха невзлюбила своего пасынка и больно его била. Она даже думала как-нибудь извести его. Раз мальчик влез в печку погреться и уснул там. Мачеха наложила туда дров, подожгла их, а сама ушла. Когда пошел дым, и стало душно, Никита проснулся и начал кричать. К счастью, одна соседняя женщина услыхала и вытащила его из печки. В другой раз мачеха дала Никите каши с мышьяком. Поевши немного, мальчик заметил, что в каше что-то неладно, перестал есть и начал пить воду. Этим и спасся. Но обращение мачехи вредно действовало на нрав Никиты. Он постоянно озлоблялся, и из него вышел человек суровый и строптивый. К счастью, ему удалось как-то выучиться грамоте. В те времена это была большая редкость, особенно в крестьянском быту. Научившись грамоте, Никита стал усердно читать книги, и у него рано появилась охота к монашеской жизни. Он даже раз убежал из родительского дома в монастырь; едва отец упросил его вернуться домой и помогать ему в хозяйстве. Когда же отец умер, он совсем уже решился, было, постричься, но родственники уговорили его лучше сделаться священником. В те времена сами прихожане выбирали себе священников, a архиерей испытывал только в знании службы церковной и посвящал. На двадцатом году от роду Никиту посвятили в сельские священники. Он был хороший священник, и прихожане очень любили его. Скоро московские купцы перезвали его в Москву. Десять лет Никита был священником и имел троих детей, но, лишившись их, убедил жену идти в монастырь, и сам постригся под именем Никона, в одном из монастырей Белозерских. Здесь он начал вести самую строгую подвижническую жизнь, так, что сами монахи удивлялась тому. Когда у них умер игумен, они на его место выбрали Никона. В сане игумена Никон стал жить еще строже. Молва об его подвижнической жизни дошла до царя. Раз Никону пришлось быть в Москве по делам монастырским. Набожный Алексей Михайлович пожелал видеть его. Умные речи Никона  и наружность его так понравились царю, что он оставил его в Москве архимандритом одного монастыря. Заметив же в нем особенное сострадание к бедным и убогим, Алексей Михайлович велел ему каждую пятницу приходить в дворцовую церковь и ходатайствовать за них. Тогда, в разговорах, царь еще больше узнал Никона, и они сделались друзьями. Скоро Никона, по желанию царя, выбрали в патриархи. Это было высшее духовное лицо в России. Сначала Никон отказался. Но когда царь и весь народ упали на землю и со слезами начали умолять его, то он, обратившись к народу, спросил: «Будете ли почитать меня, как архипастыря и отца, дадите ли мне устроить церковь?» Все с клятвой отвечали, будут и дадут. После того он согласился и был наречен патриархом.

Исправление церковных книг. Сделавшись патриархом, Никон действительно очень усердно принялся за устройство дел церковных. Главное внимание он обратил на исправление книг, по которым служили в церквах. В прежнее время, когда еще не умели печатать, церковные книги переписывались. От небрежности и невежества переписчиков в них много вкралось ошибок. При Иоанне Грозном в Москве открыта была первая типография, и с этого времени книги стали печатать. Конечно, ошибки, вкравшиеся в рукописи, перешли и в печатные книги. Люди сведущие давно замечали это и давно думали об исправлении книг. Наконец, при Михаиле Феодоровиче приступили к делу. Но исправление попало в руки людей малосведущих, которые притом сами придерживались некоторых неправильных мнений; например, учили, что при знаменовании себя крестом нужно складывать два пальца, а не три, произносить «аллилуйя» во время службы также два раза, совершать обедню на семи просфорах, а не на пяти, как это было исстари. Эти ложные обычаи, незаметно вкравшиеся в наше богослужение, они без поверки внесли и в исправляемые книги. Были, однако, люди, которые понимали эти ошибки и не молчали; только их голос мало имел значения, потому что на стороне исправителей был сам патриарх. Теперь Никон, ставши патриархом, снова принялся за пересмотр церковных книг. Он приступил к нему с большой осторожностью, собрал из русских монастырей самые старые книги, выписал с Афонской горы, из Иерусалима и других мест старинные рукописи. Со всеми этими рукописями сличены были сведущими людьми наши мнимо исправленные книги. Оказалось, что они были испорчены. Никон сам убедился в этом. Тогда созван был собор, на котором, под председательством царя и патриарха, присутствовали митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, протоиреи, священники и весь царский синклит, т.е. бояре и сановники. Здесь решено было вновь исправить книги, старые же, испорченные книги, приказано было отбирать и уничтожать.

Начало раскола. Но против этого восстали прежние исправители, например протопоп Аввакум, который славился своею ученостью. Они начали смущать простой народ; разглашали, что Никон изменяет веру. Так возник раскол. Неразумные люди готовы были скорее пострадать, нежели расстаться со старыми испорченными книгами или заменить старые церковные обычаи, Никон в глазах их казался антихристом. Когда раскольников стали преследовать, они удалялись в глушь лесов и там устраивали раскольничьи скиты. И до настоящего времени еще много на Руси разных раскольников или староверов.

Суд над Никоном. Но, заботясь об устройстве церкви, Никон, по своему крутому нраву, поступал иногда жестоко и опрометчиво с духовными лицами. Он гордо и недоступно держал себя также и в отношении бояр, окружавших царя. Поэтому нажил себе много врагов. Набожный Алексей Михайлович питал самую искреннюю дружбу к Никону и имел к нему неограниченное доверие. Но Никон, пользуясь задушевным расположением царя, начал слишком властвовать. Окружающие стали внушать Алексию Михайловичу, что патриарх не довольствуется равенством власти с царем, но старается превысить его. Когда царь удостоверился в справедливости этих внушений, он охладел к Никону и стал удаляться его. Видя это, Никон вдруг отрекся от патриаршества и уехал из Москвы в построенный им Воскресенский монастырь, или Новый Иерусалим, верстах в 60 от Москвы. Царь не знал, что делать и лет восемь медлил. Наконец пригласил патриархов восточных для суда над ним. Двое из них – александрийский и антиохийский прибыли. Под их председательством и составился духовный собор в Москве, который осудил Никона. Как простой монах, он сослан был на житье в один из Белозерских монастырей. Но собор, осудивший Никона, одобрил все его труды по устройству церкви и утвердил исправленные им богослужебные книги.

Около 15 лет пробыл Никон в заточении, но не смирился духом. Только по смерти Алексея Михайловича, сын его Феодор Алексеевич освободил Никона из заточения и позволил поселиться в любимом его Воскресенском монастыре. Но эта радостная весть застала его уже на смертном одре. С трудом его повезли, а на дороге он скончался, имея 76 лет от роду. Никона погребли, как патриарха, в Воскресенском монастыре.

Богдан Хмельницкий, освободитель Малороссии от поляков.

Несмотря на частые волнения, Россия в царствование Алексея Михайловича уже настолько оправилась и окрепла, что начала возвращать от соседей те земли, которых она лишилась в злое время татарщины и в смутную эпоху начала XVII века. Самым важным приобретением в это царствование была Малороссия. В этом деле Россия много обязана гетману малороссийскому, Богдану Хмельницкому.

Хмельницкий был природный малороссийский казак. Он получил по тогдашнему времени хорошее образование: учился в киевском духовном училище, знал латинский язык и между казаками считался ученым человеком. По окончании учения он скоро поступил в казацкую службу. Здесь он приобрел уважение за храбрость, сметливость и расторопность, а так как он в то же время был человек книжный, то через несколько лет его сделали войсковым писарем. В казачьем быту это был  высокий и почетный чин. Хмельницкому было теперь хорошо жить. Но его сокрушали бедствия и притеснения, которые терпел малороссийский народ от поляков,

Нигде в Европе крестьяне не были в таком угнетении, как в Польше. Польские паны и шляхтичи или мелкие дворяне, забрали такую силу, что совсем не слушались своих королей, жили в своих поместьях, как маленькие царьки и делали со своими крестьянами, что хотели. Никто вступиться за них и облегчить их жалкую участь не мог. Польские законы предоставляли панам полную власть над своими крестьянами или холопами. Они могли даже казнить их, никому не давая отчета в этом. Во 2-й половине XVI века хитрые поляки устроили так, что Литва и юго-западная Русь соединялись с Польшею, несмотря на то, что ни под каким видом не хотели этого. Тогда и здесь завелись польские порядки. Поляки начали занимать здесь чиновничьи должности, приобретать имения и таким образом распространять свой польский язык, польские обычаи и нравы, и свою латинскую веру. Участь здешних крестьян сделалась невыносима. Самая вера их давала поводы к притеснениям и преследованиям.

Поляки хотели, во что бы то ни стало, своих русских подданных обратить в свою латинскую веру. Но русский народ твердо стоял за свою православную веру. Тогда католические монахи и иезуиты прибегли к хитрости. От православных христиан требовали только, чтобы они признавали своим духовным главою папу римского и его поминали бы в церквах своих, а все остальное делали бы по-прежнему: и молились, и причащались, и пели  в церквах, и все другие обряды церковные совершали бы, как и прежде, По-православному. Так как хитрые иезуиты успели склонить на свою сторону нескольких высших духовных и светских лиц, то им удалось достигнуть этого. В юго-западной Руси и в Литве введена была в 1596 году так называемая уния, и все, принявшие ее стали называться униатами. Но немного нашлось таких людей. Большая же часть православных ни за что не хотели принимать унию. Тогда поляки и иезуиты стали употреблять разные средства для распространения унии. У иезуитов тогда уже было много своих школ в Литве и юго-западной Руси. Здесь они старались всеми мерами поселить в своих питомцах ненависть к православным. Поэтому нередко случалось, что воспитанники иезуитских школ среди белого дня толпами нападали на улицах на православных, били, увечили их, бросали в воду, разбивали стекла в школах и храмах православных. «То было такое время, – говорит один начальник киевского училища, – когда мы, исповедавшись и причастившись, ежеминутно ожидали, что шляхта вздумает начинять нами днепровских осетров». Но главное, поляки и иезуиты старались назначать в митрополиты, в епископы и  на  другие места униатов, отдавали униатам богатейшие монастыри и приходы, на лучшие места по службе также назначали большею частью униатов. В то же время люди, твердо стоявшие за православие, подвергались всякого рода притеснениям. Польские паны обыкновенно отдавали свои имения в аренду евреям, а евреи не замедлили извлечь для себя выгоды и из унии. Они брали к себе ключи от православных храмов и за каждое богослужение назначали пошлину; обложили податями крестины, браки и другие таинства и обряды церковные; наконец, установили так называемый пасочный сбор: требовали, чтобы православные семейства в праздник Пасхи покупали  куличи только у них, по числу душ в семействе, не исключая и детей, и платили бы за каждый кулич цену, назначаемую ими по произволу. Особенно же жестоко преследовали православных служителей церкви. Нередко толпа шляхтичей, живших у какого-нибудь пана на хлебах, врывалась в православный монастырь или нападала на церковь, производила в них бесчинства и грабежи, а иноков и священников подвергала разным позорным мучениям, принуждая к унии.

Угнетение крестьян и преследования за веру были до такой степени невыносимы, что в Малороссии нередко происходили восстания против поляков и евреев. Но восстания были подавляемы польским войском, и предводители восстания гибли самым мучительным образом. Участь же православных крестьян после этих восстаний становилась еще хуже. Однако дело не могло оставаться навсегда в таком положении.

Восстание Малороссии. В половине XVII века в Малороссии произошло новое восстание, которое кончилось присоединением ее к московскому государству. Предводителем этого восстания был Богдан Хмельницкий. Вот как это сделалось. Несмотря на то, что Богдан был важным человеком на Украине, он ни как не мог найти правосудия в польских судах на самоуправство одного поляка, который жестоко оскорбил его. Был у Хмельницкого хутор Суботово, доставшийся ему от отца. Хутор этот понравился поляку Чаплинскому, подстаросте Чигиринскому, и он хотел купить его, но Хмельницкий не продавал. Тогда Чаплинский с толпою слуг напал на хутор, завладел хлебом, а одного из сыновей его так жестоко высек, что тот вскоре от этого умер. Хмельницкий подал жалобу на Чаплинского в суд, но в суде отказали. В варшавском сенате и даже у самого короля он также не мог найти правосудия. Король на жалобу Хмельницкого ответил, что он не в силах помочь ему, но что у казаков есть сабли, посредством которых они сами могут мстить за свои обиды. Тогда Хмельницкому ничего более не оставалось, как самому взяться за оружие. Но он задумал свое дело связать с судьбою всего малороссийского народа. «Я решился мстить панам-ляхам не за свою только обиду, – говорил он, – но за попрание и поругание веры русской и за угнетение народа русского». Возвратившись на Украину, Хмельницкий стал подговаривать казаков к восстанию. Конечно, он везде находил готовность. Но поляки проведали об этом, схватили его и едва, было, не казнили. Хмельницкий успел убежать в Запорожскую Сечь.

В Малороссии был у казаков притон, где они могли жить на полной воле. Этот притон назывался Запорожскою Сечью. Сечь находилась на Хортицком острове за Днепровскими порогами, потому и называется запорожскою. Остров, занимаемый ею, был почти недоступен. Река здесь имеет болотистые берега и покрыта густым высоким камышом. Сюда не проникали ни поляки, ни турки. Только одни казаки могли свободно плавать на своих плоскодонных челноках, или чайках, по неглубоким протокам между островками. Поэтому место это издавна было убежищем всяких беглых людей. Сюда собирались удальцы со всех окрестных сторон, и всех принимали здесь, не спрашивая, кто он? откуда? — лишь бы только был православной веры: для этого заставляли перекреститься по православному и прочитать «Верую» и «Отче наш». Главный обет, который давал каждый вступивший в казацкую общину, – это бить без пощады басурман. Поэтому запорожцы, точно так же, как и донцы, главные набеги свои производили на татарские и турецкие земли. По возвращении с добычи запорожцы обыкновенно начинали пировать. Когда награбленное выходило все, казаки снова замышляли поход на неверных. Такова была жизнь запорожских казаков.

Когда Хмельницкий прибежал сюда, ого приняли с радостью. Кошевой собрал запорожцев, и дело восстания против поляков было решено. Но прежние неудачные восстания показывали, что одними своими силами казаки не в состоянии освободиться от гнета. Нужна была помощь со стороны. Хмельницкий отправился в Крым и заключил союз с крымским ханом против поляков. По возвращении в Запорожье Хмельницкий был избран в гетманы всего Запорожского войска. Так началось, восстание, которое повело к освобождению Малороссии от польской неволи.

Весною 1648 года Хмельницкий, подкрепленный крымскими татарами, выступил с запорожцами против поляков и в двух битвах нанес им жестокое поражение. Вслед затем поднялась вся Украина. Поляки, разбитые Хмельницким в нескольких битвах, сначала согласились, было, облегчить тяжкую участь малороссов, но вскоре им удалось нанести казакам одно поражение. Тогда все почти пошло по-старому. Казаки целыми толпами начали покидать свое отечество и перебираться в московскую Украину, где и заселили своими слободами огромные пространства считавшиеся дотоле пустынными.

Подданство Малороссии, 1654 г. Богдан Хмельницкий еще при начале восстания вступил в сношения с царем Алексеем Михайловичем и попросил помощи против поляков. Теперь же, когда ясно было, что от Польши нельзя ожидать улучшения жалкой участи казаков, он настойчиво стал упрашивать московского царя принять Малороссию «под свою высокую руку». Долго Алексей Михайлович не оглашался и старался примирить казаков с Польшею. Но Хмельницкий и казаки говорили, что они скоро пойдут в неволю к турецкому султану, нежели будут терпеть угнетения от поляков. Тогда царь созвал земский собор и по решению его изъявил желание принять Малороссию в свое подданство. В начале 1654 года послы московские прибыли в Переяславль, чтобы привести малороссийский народ к присяге. Сюда же приехал гетман Хмельницкий и вся казацкая старшина. На 8-е января Хмельницкий назначил  общую раду в Переяславле. На рассвете в седьмом часу утра, в этот день ударили в котлы, по казацкому обычаю, и площадь переяславская стала наполняться народом. Сюда же прибыл и гетман со всею казацкою старшиною. По данному знаку говор в толпе прекратился, и Хмельницкий сказал народу речь, в которой предложил избрать в цари государя московского. Народ в один голос закричал: «Хотим быть подданными царя православного!» – «Да будет так!» – сказал Хмельницкий, – «да укрепит нас Бог под его царскою крепкою рукою». Народ снова воскликнул: «Боже, утверди! Боже, укрепи! Чтобы мы навыки были все едино». После того вступили на раду московские послы. Между ними главный был боярин Бутурлин. Он сказал народу речь, в которой, изложив все несчастья Украины под владычеством Польши, обещал именем царя защищать и оборонять ее против всяких недругов. Затем Московские послы привели гетмана, и весь малороссийский народ к присяге на вечное подданство царю московскому.

Но не скоро еще упрочено было обладание Малороссиею. Поляки не могли добровольно отказаться от такой богатой области, как Украина, которую они называли раем Польши. Поэтому открылась продолжительная борьба за Малороссию между Россией и Польшею. Россия, однако, удержала за собою весь левый берег Днепра и, кроме того, города Смоленск и Киев, древнюю свою столицу. Польша же во время этой войны дошла до последней степени истощения. Вообще потеря Малороссии, можно сказать, решила судьбу Польши. Царствовавший в то время в Польше король Ян-Казимир, отрекаясь от престола, предсказал, что через столетие она будет разделена между соседями.

Борьба за Малороссию кончилась, когда уже Богдана Хмельницкого не было в живых. Рассказывают, что смерть приключилась ему от лихого зелья. Один знатный польский дворянин посватался за его дочь. Гетман не прочь был выдать ее за него. Ударили по рукам. Жених собрался домой, чтобы поскорее изготовить все к свадьбе. На прощанье Хмельницкий захотел угостить своего нареченного зятя каким-то редким вином. Налили по чарке. Случилось так, что гетман зачем-то отвернулся. В это время поляк подлил чего-то в его чарку. С тех пор о женихе и слух пропал, Хмельницкий же начал сохнуть и хиреть. В 1657 году он скончался, завещав похоронить себя в любимом своем хуторе Суботове, из-за которого началась борьба с поляками. С горем проводили казаки в могилу своего освободителя. Рыдания и вопли народа при его погребении заглушали церковное пение. «То не ветры осенние бушевали в дубраве, то плакали и вопили казаки, погребая батьку своего, старого Хмельницкого». Так говорит современная малороссийская дума, дошедшая до нас. Гроб Хмельницкого поставили в каменной церкви, построенной им самим. Но поляки, завладев впоследствии Суботовым, выбросили на поругание кости человека, отнявшего у них Малороссию. В настоящее время в Киеве поставлен памятник освободителю Малороссии от поляков.

Петр Великий, преобразователь России.

Детские годы Петра. Тридцатого мая 1672 года, в день преподобного Исаакия Далматского, рано утром, в Кремле раздался колокольный звон. Это была весть жителям Москвы, что у царя Алексия Михайловича, от второй его супруги, Натальи Кирилловны Нарышкиной, родился царевич. Его назвали Петром. Весело встретил жизнь царевич. Он был крепкого здоровья, красив собою – яркий румянец так и играл на щеках его; рос он, как богатыри в сказках, не по дням, а по часам, через полгода уже начал ходить, а в 10 лет казался 16-летним. Родители не могли наглядеться на сына и налюбоваться им. В мальчике с ранних пор начала обнаруживаться также необыкновенная живость и острота ума.

Но только первые годы своего младенчества царевич Петр развился и играл, не зная никакого горя. На 4 году он лишился отца, и с тех пор ему стало гораздо хуже. Правда, на престол вступил старший брат его, Феодор Алексеевич. Но он был от другой с ним матери. Нового царя окружили другие лица, которые недолюбливали мачехи его и всех ее родных и приближенных, Они начали теснить и преследовать их. Сама даже царица Наталья Кирилловна подвергалась оскорблениям. Царевич не раз видел мать свою в слезах, слышал жалобы ее на врагов и, конечно, все это сильно озлобляло его.

При таких обстоятельствах, разумеется, и воспитание юного Петра не могло идти как следует. Когда наступило время ученья, то есть когда царевичу было пять лет, к нему приставили в учителя дьяка, или приказного чиновника, Никиту Моисеевича Зотова. Перед началом самого ученья приглашен был патриарх, который отслужил молебен, окропил отрока святою водою, благословил и передал учителю. Зотов же, приняв царевича, посадил его, поклонился до земли и начал учить. Учение началось, разумеется, с азбуки или букваря; потом читали часослов, псалтирь, апостол и евангелие. Позже, когда царевичу исполнилось лет восемь, его начали учить писать. Петр учился также пению церковному и очень любил его, потому что, будучи уже царем, любил пить басом на клиросе вмести с певчими. Но кроме чтения, пения и письма Петру начали рано сообщать разные сведения по картинкам. По распоряжению Зотова много было нарисовано для царевича разных картинок и развешено по стенам, В свободное время Зотов и рассказывал царственному ученику своему по этим картинкам о великих подвигах русских государей, о битвах, кораблях, городах. Царевич учился прилежно и охотно, был очень понятлив и весьма скоро все запоминал. Рассказывают, что он все евангелие и апостол мог читать наизусть. Но Зотов вообще сам мало знал, поэтому мог научить царственного отрока немногому. Нередко случалось, что пытливый ученик задавал своему учителю такие вопросы, на которые тот не мог давать ответов. Зотов даже и грамоте-то выучил его плохо: на 17-м году Петр едва выводил буквы и писал с самыми грубыми ошибками.

Избрание в цари, 1682 года. Но вот скоро опять произошла большая перемена в жизни царевича Петра. Царь Феодор Алексеевич был человек больной; процарствовав шесть лет, он скончался, не оставив после себя детей. Остались у него два брата: Иоанн, от одной с ним матери, и Петр. Но он никого из них не назначил себе преемником. Патриарх и бояре, собравшиеся тотчас после смерти царя во дворце, были в недоумении, кого из двух царевичей выбрать на царство. Иоанн был 16-ти лет, но имел самое слабое здоровье, плохо видел и совсем не способен был править. Царевич Петр был цветущего здоровья, весьма способен и умен, но ему было только десять лет. Находясь в таком затруднении, патриарх и бояре положили спросить народ, который, по случаю смерти царя, толпился перед дворцом. Вместе с боярами и духовенством, патриарх вышел на Красное крыльцо, держа в руках крест. Мгновенно говор в толпе смолк и посреди глубокой тишины первосвятитель произнес: «Царь Феодор Алексеевич оставил по себе двух братьев, но преемника не назначил. Кому из них быть царем?» Народ закричал: «Быть царем государем царевичу Петру Алексеевичу». Послышались, было, голоса в пользу Иоанна Алексеевича, но они были заглушены. Тогда патриарх, благословив народ, возвратился в царские палаты и нарек царем Петра. Москва и вслед за нею вся Россия немедленно присягнули ему. Так 10-летний Петр сделался царем. Конечно, управление государством до совершеннолетия его должно бы было перейти в руки матери его Натальи Кирилловны и близких ей лиц.

Царевна София. Но в царской семье была тогда умная и честолюбивая царевна София Алексеевна. Ей было лет двадцать пять. Она была родная сестра Петру, но также от другой матери, а потому не любила ни его, ни мачехи и никого из приближенных их. София была умна, хитра, бойка на словах, и ей вздумалось самой править царством. Чтобы достигать этого, она возмутила стрелецкое войско. Стрельцы, по настроению Софии, потребовали, чтобы царем был также и Иоанн, а правление, ради юных лет обоих государей, вручено было бы ей. Все согласились.

Воспитание Петра. В правление царевны Софии, равно как и в царствование Феодора Алексеевича, Петр большею частью жил с матерью в своем селе Преображенском, в трех верстах от Москвы. Здесь продолжалось и его воспитание. Чрезвычайно любознательный от природы, молодой царь, не могши многому научиться от своего несведущего учителя Зотова, принялся сам за образование себя. Один случай пробудил в нем большую охоту к занятиям арифметикою и некоторыми другими науками. Раз один вельможа, отправляясь послом во Францию, в разговоре с царем, упомянул, что у него был такой инструмент, которым можно измерять расстояния, не двигаясь с места. Это была астролябия. В пылком Петре закипало желание поскорее видеть дивную вещь, но ему сказали, что она пропала. Тогда он наказывает непременно купить ее во Франции. По возвращении из Франции вельможа привез инструмент в подарок царю. Но новая беда. Петр не знает, что с ним делать; обращается к одному, к другому, тоже никто не знает. Он показывает его, наконец, доктору немцу, и доктор не знает, но этот, по крайней мере, указал на знающего человека. То был простой бедный голландец. Франц Тиммерман, который жил в Москве в Немецкой слободе, и занимался мелкою торговлею. Его потребовали к царю и показали инструменты. Посмотрев на них, Франц сказал, что может показать, как ими пользоваться, но что для этого нужно знать математику. Тогда Петр чрезвычайно обрадовался, что нашел, наконец, знающего человека, и стал у него учиться. Бедному голландцу и во сне никогда не снилось быть царским учителем. Притом, занимаясь торговыми делами, он многое перезабыл и из того, что знал, и делал ошибки в первых четырех правилах арифметики. Но, за неимением лучшего, царь был рад и ему. Гениальный ученик, выслушав у Тиммермана первые четыре правила арифметики, тотчас смекнул, в чем дело, сам, своею рукою, безошибочно и отчетливо изложил их и пояснил примерами и пошел далее; скоро дошел до того, что стал сам употреблять астролябию, выучился сооружать крепостцы, бросать бомбы и тому подобное. В это время Петру было лет шестнадцать. Но все-таки он получил образование недостаточное и впоследствии сильно жалел об этом.

Потешные. Впрочем, у царственного отрока была другая школа, в которой крепли его молодые силы, развивалась отвага и предприимчивость, рос ум. То были детские игры. Рассказывают, что еще с ранних лет в Петре начала обнаруживаться склонность к воинским забавам. Когда ему было около трех лет, московские купцы поднесли ему в день именин много разных игрушек и, между прочим, саблю. Царевич прямо схватился за саблю и тех пор почти никогда не расставался с нею; нередко даже засыпал с саблею. Когда же он подрос, то завел игру в солдаты со сверстниками. В старину царевичей воспитывали так, что до 15 лет их никому, кроме самых близких людей, не показывали. Они никого не видели, не знали самых обыкновенных вещей и медленно развивались. К счастью, при воспитании Петра этот обычай не соблюдался. Живя в Преображенском, он пользовался простором и свободою. Будучи от природы необыкновенно быстрым и живым, он скучал во дворце своей печальной матери и стал большую часть времени проводить со своими сверстниками на улице и в тенистых рощах Преображенского. И тут-то впервые сказалась живая, огненная натура необыкновенного царевича. Тут было где развернуться его богатырским силам. Он составил из своих сверстников полк, учился с ними солдатскому строю, командовал ими, сооружал с ними земляные крепостцы и штурмом брал их. Товарищи его игр получили название «потешных», По мере того, как Петр вырастал, игры его принимали более и более широкие размеры и становились все серьезнее и серьезнее. Когда царю-богатырю было лет пятнадцать, он кликнул клич по новую дружину. И тут уже не разбиралось: знатный ли, незнатный – всех принимали в царскую дружину. Из числа незнатных был и Меньшиков, который впоследствии сделался любимцем Петра и первым сановником. Так из потешных мало помалу составились два полка – Преображенский и Семеновский. Новые царские полки совсем не чета были стрелецким. Тут совсем уже другая была служба. Сам царь начал в Преображенском полку служить с простого барабанщика и получал повышения в чинах за действительную службу. Солдаты же только и знали одно военное дело. И чем кто усерднее служил, тем скорее выслуживался. Царь с новыми своими воинами выстроил на берегу реки Яузы, близ Москвы, значительную крепость и со стен ее грянул гром пушек. Вот как от детских игр гениальный Петр перешел к изучению военного дела, которое должно было возвеличить Россию.

Ботик Петра. Между тем случайное обстоятельство пробудило в молодом царе страстную охоту к забавам другого рода, от которых он перешел к изучению морского и корабельного дела. Вот как он сам рассказывает об этом. «Случилось нам, – говорит Петр, – быть в Измайлово на льняном дворе (Измайлово было дворцовое село, верстах в семи от Москвы). Гуляя там по амбарам, я увидел между разными вещами иностранное судно и спросил Франца (Тиммермана): что это за судно? Франц сказал, что это английский бот. Я спросил: где его употребляют? Он сказал: при кораблях для езды и возки. Я опять спросил: какое преимущество имеет перед нашими судами, потому что видел, что он и по виду, и по прочности лучше наших. Франц сказал мне, что он ходит на парусах не только по ветру, но и против ветра. Это меня удивило и казалось невероятным. Потом я еще спросил его, есть ли такой человек, который бы починил бот и показал мне ход его? Он сказал, что есть. Услышав это, я обрадовался и велел сыскать его. Франц сыскал голландца Брандта, который призван был при отце моем в числе других корабельных мастеров для строения судов в Каспийском море». При Алексее Михайловиче постройка судов как-то не пошла в ход, и старик Брандт добывал себе теперь кусок хлеба в Москве столярным мастерством. Вдруг неожиданное счастье выпало на долю этого нового иноземца. Его потребовали к царю, и он остался при нем. «Брандт, – продолжает рассказывать Петр, – починил бот, сделал мачту и паруса и на Яузе при мне начал плавать в разные стороны. Это было для меня еще удивительнее и очень понравилось. Потом, когда я часто сам с ним делал это, а бот не всегда хорошо ворочался и упирался в берега, то я спросил его: отчего так? Он сказал, что узка вода. Тогда я перевез его на Просяный пруд (в Измайлово), но и там немного лучше было, а охота час от часу становилась сильнее. Я стал проведывать, где более воды. Мне сказали, что Переяславское озеро (в 129 верстах от Москвы) гораздо более. Я, под видом обещания в Троицкий монастырь, выпросился туда у матери, а потом уже стал просить ее и явно, чтобы строить там суда и несколько лет с охотой работал».

Свержение Софии. Но скоро занятия Петра кораблестроением и плаванием были прерваны на время. По мере того, как он вырастал, царевна София, управлявшая государством, приходила все в большее и большее беспокойство. Она видела, что решительный брат ее не нынче – завтра захочет сам править, а ей жалко было расстаться с властью. Наконец, Петр действительно стал требовать от сестры, чтобы она перестала вмешиваться в дела и не показывалась народу. София и не думала уступать ему. Однажды был крестный ход, в который собрались идти оба царя. Царевна так же стала готовиться. Петр подошел к ней и сказал, чтобы она не ходила. Она же – напротив, взяла образ и понесла его. Царь вспыхнул и тотчас же уехал из Москвы. Но этот случай показал правительнице, что брат хочет непременно отнять у нее власть. Чтобы удержать ее за собою, царевна по-прежнему хотела возбудить стрельцов. Но на этот раз козни ее были безуспешны. Когда наступила опасность для царя, несколько стрельцов дали клятву перед крестом и евангелием спасти его. Двое из них в полночь прискакали к нему в Преображенское и рассказали, что в Кремле затевается что-то недоброе. Петр тотчас сел на коня и поскакал в Троицкую Лавру. За ним последовали обе царицы и все приверженцы его. Петр надеялся найти верную защиту за крепкими стенами Лавры. София, узнав об отъезде брата туда, перепугалась. Чтобы выманить его оттуда, она послала к нему бояр и патриарха просить его приехать в Москву и примириться. Но Петр не поддавался на хитрости сестры. Он, напротив, собирал вокруг себя ратных людей. Наконец царь потребовал от правительницы выдачи главных сообщников ее. Как ни больно было это для нее, однако она должна была выдать, и они были казнены. Вслед затем прислан был к царевне боярин предложить ей, чтобы она оставила дворец и поселилась в Новодевичьем монастыре. Долго она медлила, но, наконец, видя, что все ее покинули, переехала. По удалении Софии в монастырь, Петр возвратился в Москву и с радостью был встречен братом своим, царем Иоанном Алексеевичем. Петру было в это время семнадцать лет слишком, и он сделался полным правителем государства, потому что Иоанн совсем ни во что не вмешивался, хотя имя его в бумагах обыкновенно писалось первым.

Единодержавие Петра. Упрочивши свою власть, Петр опять с жаром принялся за любимые свои занятия. Теперь уже никто и ничто ему не мешало, и он целые пять лет, в начале правления своего, провел в строении судов и в изучении военного дела на суше и на воде. Трудна была эта наука для Петра, потому что наставники его многого сами не понимали. Державный ученик должен был приобретать необходимые сведения более самоучкой и тяжелым трудом, нежели через уроки учителей. Для усовершенствования себя и своих сподвижников в сухопутном военном деле

Петр часто производил маневры в окрестностях Москвы и притом с таким увлечением, что не щадил жизни. Так, однажды взрывом гранаты опалило ему лицо и переранило стоявших подле него офицеров. От маневров на суше царь обратился опять к кораблям. В Переяславле Брандт с несколькими корабельными мастерами не переставал работать, но он строил небольшие суда. Теперь Петр, прибыв туда, заложил сам довольно большой военный корабль, сам выстроил его и торжественно, с колокольным звоном спустил на воду. Но Переяславское озеро скоро стало тесно для Петра. Он решился видеть море. В то время Россия прилегала своими берегами только к Белому и Каспийскому морям, очень отдаленным от Москвы. Царь отправился в Архангельск, чтобы взглянуть на Белое море, по которому к нам приезжали тогда иноземцы с Запада, и поучиться там мореплаванию. Здесь однажды он едва не погиб. Он отправился  в Соловецкий монастырь поклониться, по обещанию, мощам святых угодников Зосимы и Савватия. Монастырь этот находится на острове, в море. Поэтому туда нужно было ехать на корабле. Страшная буря застигла царя во время плавания. Судно, сокрушаемое порывами ветра, казалось, сейчас же распадется или погрузится в море. Бывалые моряки, управлявшие им, не скрывали, что крушение неминуемо. Все, сопровождавшее царя, оцепенели от ужаса. Один он, приобщившись Святых Тайн, бесстрашно смотрел на бушующее море и сам взялся за руль. Но в это время к нему решился подойти один лоцман, Антип Тимофеев, служитель Соловецкого монастыря. Он был опытный и искусный кормчий и знал хорошо тамошние места. Подойдя к государю, он доложил, что только одним средством можно спастись – это завернуть в одну губу или маленький залив, который был тут неподалеку. Царь отдал ему руль, но не утерпел и начал вмешиваться сам. «Поди прочь! – закричал на него лоцман, – коли ты мне отдал руль, так и не мешай!» Царь отошел в сторону. Между тем судно, управляемое Антипом, счастливо прошло между подводными камнями. Увидав после лоцмана, царь, смеясь, сказал ему: «а помнишь, как ты отделал меня на море?» Испуганный Антип бросился в ноги. «Нет, ты был прав, – сказал Петр, – а я виноват». Он поцеловал его три раза в голову, подарил ему на память все измокшее свое платье, дал 30 рублей и сверх того назначил ежегодную пению и приказал освободить от монастырских работ.

В Архангельске Петр решился испытать всю морскую службу так, как испытал всю службу сухопутную. Он избрал себе в учителя одного искусного голландского шкипера. Тот сначала думал, что с ним шутят. «Если хочешь учиться, – сказал он, – то начинай с должности каютного мальчика». «А в чем же состоит эта должность?» – спросил царь. «Вот, поди, раскури мне трубку; надобно учиться служить другим, чтобы научиться повелевать». Царь бросился на кухню, схватил там уголек и вмиг исполнил приказание своего учителя. «Хорошо, – сказал шкипер, – теперь полезай на мачту». И он ужаснулся, когда царь отважно начал взбираться на самый верх мачты. Но Петр требовал продолжения уроков и прошел всю службу морскую до офицерского чина. Таким образом, Петр изучил военное искусство, морское и сухопутное, более, нежели насколько то возможно было тогда в России. Все, что нужно было знать солдату, матросу, корабельному плотнику, артиллеристу, инженеру, – все узнал необыкновенный царь своим опытом и изучил так основательно, что едва ли кто из окружающих его лиц умел искуснее его владеть ружьем и топором, править рулем, наводить орудия, бросать бомбы, делать подкопы, взрывать укрепления. Свои познания в военном и морском деле великий царь решился теперь приложить к делу.

Азовские походы. Задачу всей жизни Петра, цель всех его задушевных помыслов, неимоверных трудов и нечеловеческих усилий составляло, прежде всего, желание добыть море, через которое русские могли бы удобно сноситься с другими образованными народами, торговать с ними и перенимать от них все хорошее и полезное. И вот он решился, во что бы то ни стало, приобрести берега Черного или Балтийского морей, по которым гораздо удобнее сноситься с чужими народами и выгоднее торговать, нежели через Белое море. Но первым владели турки, а вторым – шведы. Эти народы были тогда очень сильны, и справиться с ними было весьма трудно. Однако Петр, решивши раз дело, не откладывал его вдаль. Он попытался прежде утвердиться на берегах Азовского и Черного морей, куда впадают большие наши реки: Дон и Днепр. При впадении Дона в Азовское море у турок находилась сильная крепость Азов. Ее-то и решился Петр, прежде всего взять, тем более, что турки были тогда с нами во вражде. Он сам отправился туда с войском в чине бомбардира Преображенского полка и осадил крепость. Великий бомбардир сам во время осады во всем подавал пример и везде был первый: сам изготовлял снаряды, наводил орудия, прикладывал пальник, работал в траншеях с циркулем в руках. Опасность постоянно угрожала его жизни. Брат его, царь Иоанн Алексеевич, и любимая сестра, Наталья Алексеевна, зная его бесстрашие, умоляли в письмах беречь свое здоровье и хранить себя от вражеских пуль. Петр по этому случаю, раз писал сестре: «Сестрица! По письму твоему я к ядрам и пулькам не хожу, а они ко мне ходят. Прикажи им, чтобы не ходили. Однако ж, хотя и ходят, только по ся поры вежливо». Воодушевляемые самоотвержием царя, солдаты сражались и работали, также не щадя жизни. Но Петр вскоре убедился, что без кораблей крепость нельзя взять, так как турки морем подвозили в нее и запасы и людей. Он отступил, но с тем, чтобы на следующее лето придти сюда с кораблями и взять Азов, во что бы то ни стало. Царь задумал в течение зимы построить такой флот, который запер бы туркам вход в крепость с моря. Вещь почти немыслимая, потому что в России не было тогда ни настоящих верфей, ни хороших корабельных мастеров. Но могучая воля Петра преодолела все препятствия. Под Воронежем, близ Дона, где рос хороший корабельный лес, он устроил верфь, собрал туда всех мастеров, каких мог только найти, и приступил к делу. Неутомимый царь и сам приехал в Воронеж. Дни и ночи проводил он на верфи и в холод и в дождь; работал то с циркулем в руках, то с топором; одним указывал, других понуждал. За то действительно к лету было построено 30 небольших судов, которые по Дону и спущены были к Азову. В новопостроенном флоте Петр принял чин капитана. Подступив к Азову с флотом, русские загородили теперь дорогу туркам с моря к устьям Дона, и крепость должна была скоро сдаться. Петр с торжеством возвратился в Москву.

Начало флота. Петр, во время осады Азова, на деле увидел, как необходим флот для торжества России над соседями. И потому решился теперь же, не откладывая дела, завести настоящий флот. По возвращении в Москву он немедленно созвал бояр и предложил им приискать средства для безотлагательной постройки настоящего флота. Решено было, что все – и дворяне, и духовные, и купцы, и посадские – должны, по мере сил, принять участие в этом великом деле. Тогда составились компании, вызваны были из чужих краев корабельные мастера, и на Воронежской верфи началась спешная постройка кораблей. Чтобы положить прочное начало морскому делу, царь выбрал из знатных фамилий до 50 молодых людей и отправил их за границу изучать там кораблестроение, мореплавание и другие, необходимые для этого науки. К каждому из них было приставлено по одному солдату, как для научения морскому делу, так и для того, чтобы она смотрели за баричами, не привыкшими к труду. Действительно, с большою неохотою, даже со слезами отправлялись они в дальше края, тем более, что не знали иноземных языков, да и на иноземцев-то, к которым ехали, большею частью смотрели как на басурманов и еретиков. Один из посланных даже бежал с дороги на Афонскую гору и там постригся. Но воля царя, думавшего только о благе государства, была непреклонна. Посланным объявлено было, чтобы они и не думали возвращаться в отечество без письменных свидетельств в основательном изучении кораблестроения и мореплавания; в противном случае будут лишены имущества.

Первое путешествие Петра за границу. Всегда первый труженик, подававший во всем пример собою, Петр собрался и сам за море, чтобы поучиться там разным вещам, посмотреть на разные диковинки, а главное, изучить корабельное и морское дело, поработать самому на голландских, английских и других верфях. Чтобы избавиться от разных церемоний, пышных встреч, торжественных въездов, а также, чтобы не быть предметом любопытства, Петр придумал такое сродство. Он снарядил послов к иностранным государям, а сам записался в свиту их под именем дворянина Петра Михайлова. Все почести предоставил он послам, на свою же долю взял труд и науку. Свите посольской строго запрещено было рассказывать, что в ней находится сам царь. На письмах к нему велено было надписывать: «Господину Петру Михайлову». К царским письмам прикладывалась печать, которая представляла молодого плотника, окруженного корабельными инструментами и военными орудиями, с надписью: «Аз бо есмь в чину учимых и учащих мя требую». И действительно все почти время пребывания своего за границею Петр провел в науке. Он все старался узнать: посещал фабрики, заводы, крепости, арсеналы, библиотеки, аптеки; заходил в школы, знакомился с учеными людьми, слушал их лекции. Так, в Пруссии он учился артиллерии и получил от своего учителя аттестат, в котором говорилось, что в непродолжительное время, к общему изумлению, он такие оказал успехи, что везде за искусного и бесстрашного огнестрельных дел мастера признаваем быть может.

Но главною целью путешествия Петра, как сказано, было изучение кораблестроения и мореплавания. Голландские корабельные мастера из местечка Саар дама, работавшие в России, так много наговорили Петру о своей отчизне, что он тут только надеялся постигнуть всю суть этого дела. Поэтому и спешил сюда, оставив послов позади. Царь уже переоделся в одежду голландского плотника, надел красную фризовую куртку, холстинные шаровары и лакированную шляпу. Подъезжая к Саардаму, он увидел знакомого кузнеца, который работал прежде в Москве, а теперь на лодке ловил здесь рыбу. Царь окликнул его. Кузнец не верил глазам своим, увидев в таком костюме в российского монарха, но еще более изумился, когда Петр изъявил желание поселиться у него на несколько месяцев с условием никому не говорить об этом. Кузнец стал отговариваться бедностью и теснотою хижины. В самом деле, у него был маленький деревянный домик, покрытый черепицею, в два окна. Но Петр настаивал, и кузнец. должен был согласиться. Он отвел ему заднюю половину домика, которая была в наймах у вдовы какого-то поденщика. На другой день Петр, закупив инструменты, отправился на верфь и там записался плотником. И каждый день с солнечным восходом царь-плотник ходил на верфь и работал там до поту, а потом, для подкрепления сил, отправлялся в гостиницу обедать или просто заходил по дороге в рынок покупать провизию и, придя домой, сам варил себе похлебку.

Но скоро в Саардаме не стало покоя Петру. Саардамцы и так – по виду и по приемам догадывались, что это не простой плотник, а тут письмо, полученное из Москвы одним саардамцем, совершенно выдало его. В письме говорилось, что в Голландии будет русское посольство, в свите которого находится сам царь, что, вероятно, царь посетит Саардам и что его легко узнать по высокому росту, по трясению головы, по привычке размахивать правою рукою и по небольшой бородавке на правой щеке. Письмо было прочитано в одной цирюльне, а вскоре после того туда зашли московские гости. Разумеется, в числе их сейчас же узнали царя. Тогда ему не стали давать проходу. Как только он выйдет, целая толпа окружает его и глазеет. Это чрезвычайно наскучило Петру, и он перебрался в другое место, более покойное, а именно в Амстердам. Здесь он распределил своих царедворцев по разным мастерствам: одних заставил учиться мачтовому делу, других – парусному, третьих – блочному и так далее; сам же записался плотником к одному мастеру. Для царя был заложен новый корабль. Не отличаясь ничем от простых плотников, он беспрекословно выполнял все приказания своего мастера.

Четыре месяца с половиною учился Петр в Амстердаме. Корабль, заложенный для него, был уже выстроен и спущен на воду. Державный плотник постиг всю голландскую мудрость, но не мог удовлетвориться ею. Он стал задавать своему мастеру такие вопросы, на которые тот не в силах был отвечать. И стало грустно Петру, что он предпринял такой дальний путь, а желаемой цели не достиг. Но вот он узнает, что может получить ответы на свои вопросы в Англии. Петр отправляется туда, работает там на одной верфи, неподалеку от Лондона, еще около трех месяцев и таким образом изучает корабельное дело в совершенстве.

Петр пробыл в чужих краях около полутора года и большую часть этого времени употребил на изучение кораблестроения и мореплавания.

Война со Шведами. По возвращении из-за границы Петр с жаром принялся приводить в исполнение свою заветную мысль. Он вознамерился отнять у шведов старинные русские земли по берегам Невы и Финского залива и завести здесь свой флот. Но Швеция в то время была очень сильна. Поэтому царь, прежде, нежели решиться воевать с нею, заключил союз с польским и датским королями. Союзники в одно время с разных сторон напали на шведов и тем более надеялись одолеть их, что король у них в это время был очень молодой и, по-видимому, неопытный. Его звали Карлом XII. Однако ж, оказалось, что он был необыкновенно храбрый полководец и очень любил воевать. Он сам повел свои войска сначала против датчан и заставил их отказаться от союза, потом обратился против русских, которые осаждали в это время город Нарву, и тоже разбил их; наконец отправился в Польшу против третьего врага своего, но, по выражению Петра, увяз там. Он долго гонялся там за польским королем, брал штурмом города, разрушал их, наконец, сверг короля с престола и загнал его в немецкую землю. Между тем Петр в это время успел оправиться.

В несчастии, в трудных обстоятельствах познается величие человека. И Петр именно теперь-то обнаруживает это величие своей души. «Господа шведы, – говорил он после нарвского поражения, – может быть, и еще не раз побьют нас, но у них же мы научимся и побеждать их». Чтобы ободрить упавший духом свой народ, он, как буря, носится из одного конца России в другой. Везде и за всем смотрит сам, во всем подает пример. Но прежде всего, разумеется, нужно было войско. Собрав рассеянные полки, Петр стал пополнять их рекрутами и обучать ратному строю. От этих пор и начались у нас постоянные рекрутские наборы. Войско это только и знало одну военную службу. Зато царь заботился о достаточном продовольствии его и содержании. Чтобы увериться, сколько нужно солдату пищи, он сам целый месяц прожил на одном солдатском пайке. Для содержания войска Петр потребовал денег от богатых монастырей; для отливки пушек приказал снять с церквей лишние колокола. Благодаря таким решительным мерам, у Петра в какой-нибудь год времени явилось новое войско, которое начало одерживать победы над шведами, считавшимися доселе непобедимыми. Велика была радость его, когда он получил известие о первой победе, хотя она была и незначительная. «Слава Богу! – воскликнул он, – наконец мы можем бить шведов». В Москве, по случаю этой победы целый день звонили в колокола, палили из пушек. И было чему радоваться! После этой победы русское войско ободрилось, и шведы начали терпеть одно поражение за другим в Прибалтийском крае, пока король их Карл XII воевал в Польше.

Основание Петербурга 16 мая 1703 г. Теперь Петр приступил к выполнению давно задуманной им мысли – к утверждению на берегах Балтийского моря. Он сам прибыл к войску и повел его на берега Невы. Здесь, при истоке реки из Ладожского озера, стояла сильная шведская крепость Нотебург или старинный город Орешек. Несмотря на отчаянное сопротивление шведов, город был взят. Петр назвал его Шлиссельбургом, то есть ключом-городом, потому что надеялся, взяв его, отпереть русским вход в Балтийское море. И действительно, вскоре взята была здесь последняя шведская крепостца, и Петр овладел берегами Невы.

Разъезжает он по новой завоеванной стране и высматривает, где бы удобнее укрепиться здесь. Наконец он выбрал место на острове, который казался ему лучше и удобнее других. Островок этот назывался у шведов Люст-Элантом или веселым островом. Петр своими руками срубил здесь березу, сделал крест и, поставив его, сказал: «Здесь будет крепость и церковь во имя св. апостолов Петра и Павла». Поэтому и город стал называться Санкт-Петербургом, то есть городом св. Петра. Неподалеку от крепости построен был царский дворец, деревянный, покрытый дощечками в виде черепицы и состоявший из двух комнаток, разделенных cенями, с передней и кухней. Тут же начали строить жилья для властей и для солдата, а также гостиный двор и другие здания. Таким образом, колыбелью Петербурга была нынешняя Петербургская сторона. Из всех первоначальных зданий Петербурга только домик Петра Великого остался в прежнем виде. Сохраняемый под особо устроенным навесом, он сделался святынею для русского народа и привлекает к себе толпы молельщиков. Одна из комнат его обращена в молельню, а другая оставлена в первобытном виде и в ней находится несколько вещей времен Петра Великого.

Петербург строился в виду шведов, постоянно грозивших ему с моря. Для защиты его от них, Петр на острове, лежащем в заливе в 25 верстах от города, построил крепость, которая называется Кронштадтом.

Так возник Петербург, на берегу пустынной реки, посреди болот и лесов. Но Петр полюбил новый город, не как свое создание, а главным образом потому, что с основанием его открывался морской путь в просвещенную Европу, откуда русские должны были получать разные сведения и товары. Он называл его раем, и впоследствии, когда уже видно было, что шведы не могут отнять его у нас, поселился в нем навсегда и стал обстраивать его; при этом действовал с обыкновенною своею решимостью: сгонял туда рабочих со всех сторон и останавливал иногда каменные постройки в целой России, чтобы привлечь рабочих в любимый город. Постановлено было также, чтобы на каждой барже, приходившей в Петербург, на каждом въезжавшем возе непременно привозилось известное количество камней. Благодаря неутомимым заботам Петра, скоро на берегах Невы закипала жизнь. Вслед за государем сюда стали переселяться и вельможи, и купцы, и разные промышленные люди. Царь же всячески поощрял это. Всякий мог совершенно свободно выбирать себе любое место для постройки дома; каждый самый незначительный человек мог смело просить к себе государя на закладку его. Петр охотно ехал, выпивал рюмку водки, милостиво поздравлял хозяина и благодарил его. В новом городе основана была также Лавра, и в нее, в конце царствования Петра, перенесены были из Владимира мощи св. Александра Невского. Особенно же Петр старался возвысить любимый свой город в торговом отношении. Велика была радость его, когда к Петербургу подошел при нем первый иноземный корабль. Он сам отправился навстречу ему, сам привел его в пристань; шкипер и все матросы были обласканы и отлично угощены; царь был первым покупателем товаров на нем, а по рекомендации его они были тотчас же все раскуплены. На прощанье Петр обнял и одарил шкипера и всех матросов деньгами. Прибытие иностранных судов вообще считалось как бы праздником и возвещалось пушечными выстрелами. На самой оконечности Васильевского острова, вдающейся в море, была построена каланча, и с нее прямо во дворец давали знать государю, когда вдали показывались паруса купеческого корабля. К концу царствования Петра в петербургской пристани развевались торговые флаги уже всех европейских народов, а в самом городе считалось уже до 40 тысяч жителей. Таким образом, благодаря могучей воле Петра, как бы из земли вырос при море новый русский город на удивление всему свету.

Полтавский бой 27 июня 1709 г. Завладев необходимою для России местностью при Балтийском море, Петр готов был заключить со шведами мир. Но прошло еще много времени, прежде, нежели они согласились на это. Король шведский, Карл XII, разгромив Польшу, двинулся опять на Россию. Наступило время сойтись в чистом поле двум богатырям – русскому и шведскому. Петр был, однако ж, осторожен. Он предлагал Карлу мир, если он только согласится уступить ему какой-нибудь приморский пункт, хоть один Петербург. Но шведский король в это время был наверху славы. Его считали непобедимым и боялись, и он сам думал, что нет никого, кто бы мог поспорить с ним. В ответ нашему царю на мирное предложение, он назначил одного из своих генералов губернатором Москвы. Закипел Петр негодованием за такую дерзость. Он приказал опустошать страну, по которой шел неприятель, ломать мосты, истреблять запасы, жечь села и города. Куда ни придут шведы – везде все пусто, а народ из-за кустов и углов стрелял в них. Раз чуть не подстрелили самого Карла. Но Бог послал еще одно большое испытание нашему великому царю. Совершенно неожиданно получает он весть, что малороссийский гетман Мазепа, уверявший в полной преданности, изменил и передался шведскому королю. К счастью, народ малороссийский остался верен православному царю. Поэтому шведы, пришедши в Малороссию, и здесь находили одни развалины и терпели во всем недостаток. Кг довершению их бедственного положения наступила такая жестокая зима, какой не помнили старожилы; птицы мерзли на лету. Карл, наконец, и сам начинал уже понимать опасность своего положения и не раз говорил: «Вижу, что мы научили москвитян воевать». Многие советовали ему отступить опять в Польшу, но стыдно было ему, избалованному победами, делать отступление. Он, напротив, осадил город Полтаву. Здесь-то, неподалеку от города и произошла кровавая битва. В Полтаве находился незначительный отряд наш, но им командовал весьма храбрый полковник, который хотел лучше погибнуть, нежели сдаться врагу. Шведы ослабели и пали духом, продолжая бесполезно осаждать Полтаву. Сам Карл получил здесь рану в ногу. Все советовали ему отступить. Но он с дерзкою самонадеянностью говорил: «Если бы Бог послал ангела с повелением отступить, то я и тогда не отступил бы». Наконец Петр дождался своего часа. Заметив слабость и упадок духа в шведском войске, он вознамерился дать Карлу под Полтавою решительную битву. Это было летом 1709 года. Днем битвы назначено было 27 июня, когда празднуется память св. Сампсония. С раннего утра русские войска поставлены были в боевой порядок, и им прочитано было воззвание, в котором великий царь изрек следующие достопамятные слова: «Воины», – говорил он, – пришел час решить судьбу отечества. Вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за отечество, за православную нашу веру и церковь. А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога. Жила бы только Россия в славе и благоденствии». Еще звучали в ушах русских воинов возвышенные слова эти, когда перед ними показался тот, кто писал их. В простом светло-зеленом мундире, в треугольной шляпе, на бойком светло-гнедом коне объезжал он полки и говорил: «Порадейте, товарищи! Вера, церковь, отечество ждут этого от вас». Радостными громкими криками «Ура» отвечало войско на слова царя. Но вот шведы первые двинулись на нас – и закипел отчаянный полтавский бой. Петр действительно не жалел жизни и всюду являлся сам, где грозила опасность. Пули сыпались на него градом; шляпа его была прострелена в нескольких местах, в седло также ударяла пуля; сохранилось предания, что одна пуля попала ему в грудь, но на груди был большой крест, и она отскочила. Король шведский также не щадил себя. По случаю раны в ногу, его возили в качалке, запряженной двумя лошадьми; ядром убило обеих лошадей; из телохранителей короля перебиты были все. Он также всюду являлся сам и ободрял воинов. Но ничто не помогало. Удар Петра, напор русских был неотразим. Бой продолжался два часа, с 9 до 11 ч. Наконец одно ядро ударило в самую качалку Карла, и он упал без чувств на землю: думали, что он убит. В шведском войске, между тем, открылось всеобщее смятение. Когда короля приподняли и посадили на перекрещенные пики, то он увидел, что все бегут, и в отчаянии закричал: «Шведы! шведы!» «Но непобедимые господа шведы», по выражению Петра, «хребет показали», так что никто и ничто уже не могло их остановить. Вслед за бегущими пустился и Карл. Он едва успел переправиться за Днепр и скрыться в турецкой земле. Шведов пало на полях полтавских тысяч десять, а еще более взято в плен; пленные шведы тут же на поле битвы преклонили свои знамена перед торжествующим Петром. Так кончился славный для нас Полтавский бой. После битвы в палатке царя был приготовлен стол. При громе пушек победители торжествовали неслыханную победу. Упоенный радостью, Петр забыл месть к врагам и приказал позвать к столу пленных шведских генералов. Посреди пира вдруг он встает с кубком в руке и провозглашает: «За здоровье учителей наших в ратном деле!» «Кто же эти учителя?» – спросил пленный фельдмаршал. «Вы, господа шведы», – ответил царь. «Хорошо же ученики отблагодарили своих учителей», – промолвил печально фельдмаршал и выпил заздравный кубок. В Москве полтавскую победу праздновали, как Светлое Христово Воскресение, целую неделю звонили в колокола. И действительно, было что праздновать. Россия и Петр, вследств1е одной этой победы, вдруг возвысились в глазах своих гордых идей. Не даром полтавскую победу называюсь русским воскресеньем!

Мир со Шведами, 1721 г. Но, несмотря, однако ж, на такую блистательную победу, борьба со шведами продолжалась еще лет двенадцать. Впрочем, это служило к их вреду. Они потерпели еще несколько поражений, потеряли много городов, лишились четверти своего населения. Сам король их был убит. Доведенные до последней  крайности, шведы, наконец, попросили мира. Петр давно сам желал его, чтобы воспользоваться плодами своих забот и трудов, подвигов и побед и дать отдохнуть народу, поэтому согласился на мирные переговоры; они происходили в финляндском городке Ништадте, Шведы уступили нам и Петербург, и Ригу, и Ревель, и Выборг, и побережье моря между этими городами. Во время празднования этого мира Петру поднесли от лица всех подданных титул отца отечества, Великого и Императора Всероссийского и Императора Всероссийского. При этом все присутствующие в церкви три раза прокричали эти слова; между тем зазвонили в колокола, затрубили в трубы, забили в барабаны; раздалась пушечная и ружейная стрельба. Петр со смирением принял эту награду, и с этих пор наши цари стали называться императорами.

Так могучею волею Петра, его трудами и заботами добыто было для России море, удобное для сношений с полуденною Европою, и на этом море создан был флот, грозный для соседей. К концу его царствования у нас было уже около полусотни больших кораблей, кроме множества мелких судов.

Новые порядки, заведенные Петром. Все заботы Петра о море и флоте клонились к тому, чтобы сделать свой народ более образованным, и улучшить его благосостояние. Для достижения этой цели он не упускал из виду ничего. Так, возвратившись из первого заграничного путешествия, он заставил русских переменить длинную одежду на короткое немецкое платье, воспретил также носить бороды, потому что все это отчасти мешало сближению наших предков с иноземцами.

Петр, начав с одежды и бород, мало помалу во всем ввел новые порядки, совершенно все преобразовал, поэтому и называется преобразователем России. Вот самые главные из его преобразований.

В старину у нас заведовали судом и государственными делами приказы. Но их было очень много, именно около сорока, а порядка в них было мало. От этого дела очень долго тянулись. Кроме того дела в приказе решал один главный начальник его; а «во едином лице», как говорил Петр, «не без греха». Чтобы ввести более порядка и правды, Петр уничтожил приказы, а вместо них учредил 12 коллегий, где дела были точно распределены, напр., все, что касалось торговли, сосредоточено было в коммерц-коллегии, военных дел – в военной коллегии и так далее. Но самое главное улучшение тут состояло в том, что дела решал не один человек, а все члены коллегии, по большинству голосов. Притом Петр старался выбирать в начальники коллегий людей самых честных и способных. Точно также Петр разделил все государство на 12 губерний, и в них губернаторы вершили дела не одни, а вместе с советниками, которых выбирали дворяне из своей среды.

Для наблюдения за правильным решением дел в коллегиях и губерниях Петр учредил Сенат, который заменил боярскую думу. Здесь дела решались также всеми сенаторами. Коллегии теперь нет. Они в начале прошлого столетия, при Императоре Александре I, заменены министерствами. Но Сенат существует до сих пор, хотя и не имеет такого значения, какое имел при Петре. Кроме Сената, теперь есть еще более важное место – Государственный Совет, который учрежден также при Александре I.

Церковными делами до Петра, со времени Годунова, заведовал патриарх. Петр отменил патриаршество на Руси, а вместо него учредил Святейший Синод, где дела тоже решались всеми членами. Синод также и теперь остается.

Со времени Петра начинают выходить из употребления прежние названия должностных лиц: боярина, окольничего, думного дворянина, стольника, думного дьяка и других. Петр издал табель о рангах, или чинах, и в ней разделил всех служащих на военные и гражданские чины, названия которых почти все и до сих пор существуют. Особенно важно тут было то, что Петр, для повышения в чинах, требовал только усердной службы и способностей, поэтому высшие чины и должности давал людям самого незнатного происхождения, как например Меньшикову. Между тем как прежде высшие звания боярина и окольничего доступны были только для лиц знатного рода. Петр дал доступ к высшим чинам и должностям и иноземцам, но первые места старался замещать русскими. Со времени Петра вошло еще в обычай на манер иноземный награждать графскими и княжескими титулами и также давать ордена.

Но особенно важны заботы Петра касательно образования. Он понимал, что никакие его меры и распоряжения без образования не принесут особенной пользы. Поэтому и в Петербурге, и в Москве, и в разных других городах он открывал школы для детей дворян, духовных и чиновников. Больших трудов стоило ему заохотить к учению. Для этого он должен был прибегать к разным строгим мерам. Так, например, он приказывал дворянам привозить своих детей на смотр в Петербург или Москву, и здесь их уже распределяли по разным учебным заведениям. Он издал также указ, что дворянин, не получивши свидетельства из школы, не может жениться, а дети духовных лиц, не получившие образования, записывались в солдаты.

Не мало стараний Петр прилагал также к развитию разных промыслов. До него у нас было всего каких-нибудь пять-шесть фабрик и заводов. После его смерти осталось до двухсот.

Наконец Петр изменил семейные и общественные порядки наших предков. Здесь всего важнее было уничтожение затворничества женщин. Чтобы ввести женщину в круг общественной жизни, Петр нередко давал во дворце пиры и балы, на которые вельможи должны были являться с женами и дочерьми; требовал, чтобы они возили их также в театр. Для сближения общества зимою в домах знатных людей по очереди устраивались вечерние собрания, или так называемые ассамблеи. Петр такое большое значение придавал таким ассамблеям, что сам написал устав для них. Здесь церемонные встречи, низкие поклоны и тому подобные обычаи, прежде свято соблюдаемые, были совершенно уничтожены, На ассамблеи являлись просто, даже без приглашения; тут играла музыка, танцевали, играли в шахматы, разговаривали, курили, тогда, как прежде за табак строго наказывали. Ассамблеи нередко посещал сам царь.

Смерть Петра. Петр был необыкновенно высокого роста, хорошо сложен и обладал такою силою, что руками свертывал в трубку серебряную тарелку. Несмотря на то, неутомимая деятельность и постоянные заботы преждевременно состарили его. Не будучи еще стариком, он стал часто подвергаться болезненным припадкам. К этому присоединилась еще сильная простуда. Плывя однажды по заливу около Лахты, он заметил, как бурею бросило на мель бот с солдатами. Он поспешил на помощь несчастным и, спрыгнув в воду, начал вытаскивать их. Человек двадцать, таким образом, было спасено. Но Петр при этом схватил жестокую лихорадку. При помощи докторов болезнь стала проходить, и он опять принялся за обычную деятельность; но во время крещенского водосвятия снова простудился, слег в постель и уже более не вставал. Он скончался 28-го января 1725 года и погребен в Петропавловской крепости в соборе.

В честь Петра поставлено несколько памятников. Но самый лучший открыть был Императрицею Екатериною II в Петербурге. Памятник представляет всадника, который верхом на коне примчался на вершину крутой гранитной скалы и показывает рукою вперед. Конь взвился на дыбы и у ног его извивается раздавленная, издыхающая змея. Эта змея означает то неразумие, то зло, с которым Петр Великий боролся всю жизнь. Как победитель, он представлен с лавровым венком на голове.

После Петра I Россия весьма возвысилась в царствование Екатерины II.

Екатерина Великая.

По происхождению Екатерина была немецкая принцесса. Но 14 лет от роду она приехала в Россию и сделалась совершенно русскою. Когда она прибыла в Россию, здесь царствовала Елизавета Петровна, дочь Петра Великого. Острый и живой ум, красота немецкой принцессы обратили на себя внимание императрицы, и она женила на ней племянника своего Петра Феодоровича (сына Анны Петровны, любимой дочери Петра Великого), которого объявила наследником престола. Блистая при русском дворе красотою и умом, Екатерина, однако ж, весь свой досуг употребляла на образование себя. Она много читала, изучала сочинения замечательных писателей и обогатила свой ум разными полезными сведениями. Едва ли тогда в целой России была женщина образованнее ее. В то же время Екатерина усвоила себе обычаи и дух русского народа, а русский язык изучила так, что знала все русские поговорки, и писала на нем сочинения. В народе высказывались любовь и расположение к ней.

По смерти Елизаветы Петровны на престол вступил Петр III, супруг Екатерины. Но он царствовал только полгода. После него императрицей сделалась в 1762 г. Екатерина II. Обладая редким умом и образованием, она в то же время отличалась искусством управлять и умением выбирать людей для выполнения своих планов. В делах своих она принимала за образец Петра Великого и, постоянно нося портрет его при себе, в каждом важном и затруднительном случае задавала себе вопрос: «Как бы поступил тут Петр?» Екатерина царствовала 34 года. Все это время наполнено громкими победами русских и мудрыми распоряжениями императрицы. Поэтому история и дала ей название «Великой» и в честь ее в Петербурге поставили памятник. Самыми замечательными исполнителями воли мудрой императрицы, лицами, наиболее прославившими царствование ее, были Румянцев-Задунайский, Потемкин-Таврический, Бецкий, Суворов-Рымникский и другие. С именем каждого из них соединяется какое-нибудь великое дело или событие из царствования Екатерины.

Румянцев-Задунайский. Вступивши на престол, Екатерина думала сначала заняться устройством государства и не хотела ни с кем воевать. Но французы, завидуя возвышению России, успели вооружить против нее Турцию. Турецкий султан под самым ничтожным предлогом объявил нам войну. «На начинающего Бог», – писала Екатерина и приказала двинуть свои войска к пределам Турции. Героем этой первой турецкой войны сделался граф Петр Александрович Румянцев. В 1770 г. он одержал над врагами две блистательные победы, первую при реке Ларге (в Молдавии) над крымскими татарами, а вторую при Кагуле, над самими турками. Особенно замечательна победа при Кагуле. Армия Румянцева и так была не велика, а после битвы при Ларге уменьшилась до такой степени, что в ней оставалось не более 17-ти тысяч человек. Тщетно просил он подкрепления. Екатерина писала ему, что римляне не хотели знать числа врагов, а спрашивали только, где они. Между тем, в виду русских появилась огромная турецкая армия тысяч в полтораста. Положение было тем более опасное, что и с тылу начали угрожать крымские татары, которые после ларгского поражения успели собраться. Но Румянцев не упал духом. Отрядив часть войска для удержания татар, он с остальным устремился на турок и разбил их на голову. Победа эта была единственно делом Румянцева. Когда правое наше крыло, подвергшись стремительному натиску со стороны турок, в замешательстве начало было отступать, неустрашимый полководец подскакал к солдатам и закричал: «Стой, ребята!». Голос любимого начальника остановил робких; они дружно ударили на неприятеля в штыки и обратили его в бегство. После этой победы турки начали сдавать нам одну крепость за другою. Румянцев перешел через Дунай, за что и получил прозвание Задунайского. В честь его побед в Петербурге поставлен памятник.

Чесменский бой в 1770 г. Почти в одно время с победами Румянцева на суше уничтожен был турецкий флот на море. Чтобы нанести туркам решительный удар, Екатерина снарядила флот и отправила его в Средиземное море. Главнокомандующим был назначен граф Алексей Григорьевич Орлов. Близ берегов Малой Азии и Чесменского порта русские встретились с турецким флотом. Между ними завязалась жаркая перестрелка. Передовой наш корабль сцепился с турецким адмиральским кораблем и оба со страшным треском взлетели на воздух. Турки пришли в ужас от этого взрыва и поспешно отступили в Чесменскую бухту. Здесь русские заперли турецкий флот и решились истребить его весь посредством брандеров, или судов, наполненных горючим веществом. В назначенное время русские открыли сильнейший огонь по неприятельским кораблям и привели их в замешательство. Пользуясь этим, четыре брандера пробрались в середину турецкого флота и были подожжены. Мгновенно пламя охватило весь неприятельский флот, и от него остался только один корабль, да и тот был взят нами в плен. За этот подвиг к фамилии графа Орлова было присоединено наименование Чесменского.

Но, несмотря на жестокие удары, наносимые туркам нашим оружием, султан, благодаря вмешательству Франции, еще несколько лет продолжал войну с нами. Наконец в 1774 г. Румянцев заставил турок подписать мир в лагере своем, при местечке Кайнарджи близ Силистрии. По этому миру Крым был признан независимым от Турции; Россия получила часть берегов Азовского и Черного морей, а главное – Турция признала за Россиею право покровительствовать христианам, подвластным Турции, т.е. грекам и славянам.

Потемкин-Таврический. После первой турецкой войны огромное влияние на дела государственные приобрел светлейший князь Григорий Александрович Потемкин. Екатерина, уважая в нем светлый ум и возвышенную благородную душу, удостоила его такого доверия, каким не пользовался у нее никто ни прежде его, ни после. Она не предпринимала ни одного важного дела без совета с ним.

Любимою мечтою Потемкина было изгнание турок из Европы и восстановление греческой империи. Но для достижения этой цели нужно было прежде присоединить к России Крым и заселить те обширные степи, которые лежали между Крымом и Россиею. Потемкин назначен был генерал-губернатором этого края, который назван был Новороссийским, и с большим усердием принялся за устройство его. В короткое время он построил здесь несколько городов, например Херсон, Николаев и др., улучшил пути сообщения, развел разного рода промыслы, привлек сюда множество поселенцев из разных мест. Но, занимаясь устройством Новороссийского края, Потемкин, в то же время, не спускал глаз с Крыма, где происходили страшные беспорядки и междоусобицы. Он повел дело так, что хан сам сложил с себя ханское достоинство и поселился в России. Крым, таким образом, был навсегда присоединен к России в 1783 г. Екатерина переименовала его в Тавриду и вверила управлению светлейшего князя. Потемкин с таким же усердием принялся заселять и оживлять этот богатый край, как и Новороссию. Кроме того, он устроил здесь Севастопольский порт, завел Черноморский флот и т.д. В благодарность за это, императрица дала Потемкину наименование Таврического.

Бецкий. Воюя с соседями, приобретая новые земли, императрица Екатерина в то же время весьма заботилась о внутреннем устройстве государства. Особенного внимания заслуживают заботы ее о воспитании и образовании: «Хотите ли предупредить преступления», – писала она, – сделайте, чтобы просвещение распространилось между людьми. Самое надежное средство сделать людей лучшими есть усовершенствование воспитания». При Екатерине составлена была особая комиссия об учреждении народных училищ. Комиссия, выработав первый устав народных училищ, озаботилась предварительно приготовлением народных учителей для них, составлением необходимых учебных руководств и пособий и потом уже приступила к открытию училищ. Народные училища впервые на Руси назначались для всех сословий. Открытие их предполагалось в городах больших и малых, равно и в селениях; но открытие их в селениях зависело тогда от помещиков, а потому было неосуществимо. Из городских же училищ вскоре вышли замечательные люди. Екатерина обратила также внимание на женское образование. Главным исполнителем ее мыслей по этой части был Иван Иванович Бецкий. Однажды Екатерина сказала ему: «Надо посредством  воспитания произвести, так сказать, новую породу людей, или новых отцов и матерей». По плану Бецкого при Смольном монастыре открыто было училище для благородных девиц, и таким образом положено было начало образование женщин в России. По его же плану учреждены были воспитательные дома в Москве и Петербурге, в которых стали находить и до сих пор находят призрение многие несчастные дети. Вообще Иван Иванович Бецкий всю жизнь неутомимо трудился для блага русского юношества и потому вполне заслужил благодарность потомства.

Ломоносов, первый русский поэт и ученый.

Как высоко Екатерина ценила науку и образование, всего яснее видно из того почета и расположения, которые она оказывала знаменитому тогда русскому поэту и ученому Ломоносову. Михаил Васильевич Ломоносов родился в 1711 г., следовательно, в то время, когда петровские преобразования следовали одно за другим. Он был сын крестьянина деревни Денисовки, Холмогорского уезда, Архангельской губернии.

Отец его был рыбак и сына своего готовил к тому же промыслу. Но судьба определила другое. Мальчик как-то научился грамоте и, будучи от природы очень умен и любознателен, пристрастился к чтению. Он прочитал все, что было под рукою – часослов, псалтирь и другие церковные книги; у соседа нашлись славянская грамматика и арифметика, напечатанные по повелению Петра для школ; Ломоносов выпросил их себе в подарок и с таким усердием читал, что выучил наизусть. Но вскоре его постигло горе. Он лишился матери, а отец женился на другой жене. Мачеха стала преследовать и укорять пасынка за то, что он все читает и не занимается настоящим делом, не помогает отцу ловить рыбу. Между тем жажда к знанию в молодом рыбаке день ото дня становилась все сильнее и сильнее. Кроме того, ему приходилось слушать рассказы от богомольцев и от купцов о великих делах Петра и школах, заведенных им в Москве и Петербурге. Это еще более разжигало в нем желание учиться, и он решился пробраться в Москву, чтобы там поступить в школу. Но как же это сделать? Проситься у отца нечего было и думать, отец ничего не понимал в науке; он, напротив, собирался женить сына и уже подыскал ему выгодную невесту. Тогда Ломоносов решился покинуть родительский дом: тайком от отца выхлопотал себе паспорт, выпросил у знакомого крестьянина китайчатое полукафтанье да несколько денег и в одну морозную ночь бежал, взяв с собою свои книги. Дорогою он нагнал обоз с рыбою и с этим обозом прибыл в Москву. Ему было тогда около 19 лет. Неприветливо встретила Москва молодого крестьянина, жаждавшего науки. У Ломоносова не было здесь ни родных, ни знакомых, а в кармане ни копейки. Первую ночь он должен был провести в санях под открытым небом. На другой день в обоз пришел какой-то земляк, который, узнав, зачем приехал парень в Москву, взял его к себе и обещался определить в школу в Заиконо-спасском монастыре. При помощи знакомых дело было устроено. Но только Ломоносова, несмотря на взрослые лета, посадили в самый низший класс, так как он не знал латинского языка, который был необходим в этой школе. С жаром принялся Ломоносов за ученье; через полгода он уже был переведен в следующий класс и так в течение пяти лет прошел весь курс наук и выучился латинскому и греческому языкам. Но это стоило ему больших трудов, страданий и лишений. С одной стороны он терпел большую нужду в средствах: школа выдавала только 90 коп. в месяц или по алтыну в день, а этих денег едва доставало на хлеб и на квас. С другой стороны его сокрушали жалобы отца на то, что он покинул его. Все вынес и преодолел Михаил Васильевич, сгорая любовью к науке. Но вот уже московская школа не удовлетворяет Ломоносова. Он просится в Киев, где, по слухам, учили лучше и больше. С котомкой за плечами и с палкой в руках прибыл наш ученый крестьянин в древнюю столицу России. Здесь, действительно, книг он нашел больше и с жадностью перечитал их. Но ученье не особенно понравилось ему. По возвращении из Киева, Ломоносову представился случай продолжать образование.

По мысли и плану Петра Великого, в Петербурге учреждена была Академия Наук, то есть собрание ученых, которые занимались науками. При академии находилась также гимназия или школа, где учили молодых людей. И вот в эту-то школу потребовали теперь из Москвы несколько лучших учеников. Ломоносов был отправлен в числе этих лучших, несмотря на то, что туда принимали только дворянских детей. Так он зарекомендовал себя успехами в науках и способностями. В Петербурге он поучился с год времени, а потом, тоже как лучший ученик, был отправлен за границу, учиться у немецких профессоров. Михаил Васильевич был вне себя от радости. Теперь он мог узнать всю тогдашнюю премудрость. И действительно, уже одно пребывание в стране образованной принесло ему громадную пользу. Тут только он понял всю цену образования. «Те же люди, да не те, – говаривал он, – какая бесконечная разница между образованным человеком и необразованным!» Но, кроме того, за границею, в Германии, он попал в ученики к такому ученому человеку (Вольфу), который своею ученостью был известен всему свету. Ломоносов пробыл за границею около 4-х лет и все это время работал неустанно. Профессора удивлялись его трудолюбию, его успехам, его природным дарованиям. Он скоро усвоил немецкий язык, выучился французскому, узнал многие науки и, наконец, сделался таким образованным человеком, каких в России тогда не было.

Живя за границей, Ломоносов удивил также и своих соотечественников талантом своим. В это время в России царствовала Анна Иоанновна. Она вела войну с Турциею. После Петра I турки и крымские татары были уже не страшны нам. Русские разбивали их на каждом шагу. Вот однажды мы взяли сильную турецкую крепость Хотин. Весть об этом облетела всю Европу. Ломоносов также услыхал об этой победе и пришел в восторг. Он написал по этому случаю стихи («Оду на взятие Хотина») и прислал их в академию. Здесь все были поражены звучностью и легкостью их. Таких хороших стихов тогда еще никто в России не мог писать. Их представили императрице, читали при дворе, в городе и везде с восторгом. С этих пор и пошла слава о рыбаке Ломоносове, как первом русском поэте или стихотворце.

Но, несмотря на славу, Ломоносову пришлось еще много вытерпеть горя. Академия не слишком исправно высылала за границу жалованье своим студентам, и они принуждены были делать долги. Ломоносов же, кроме того, женился там на бедной девушке, дочери одного ремесленника; у него родилась дочь, расходы увеличились, и он впал в такие долги, что должен был скрыться от своих заимодавцев и тайком бежать в Россию, оставив до времени жену и дочь за границей. Несчастье Ломоносова этим не кончилось. По-видимому, следовало бы ожидать, что академия с радостью примет такого талантливого и образованного человека, каков был Ломоносов. Оказалось противное. Академия наша была тогда наполнена немецкими учеными, которые старались не давать ходу русским. Когда Ломоносов, прибывши в Петербург, обратился к начальнику академии, то этот сначала даже не принял его, и первому русскому ученому пришлось бы, по возвращении на родину, провести первую ночь на улице, если бы над ним не сжалился академический сторож, который пустил его переночевать к себе. Как ученейший человек, Ломоносов, несмотря на нежелание немцев-академиков, определен был, однако ж, профессором в академию и теперь всего себя посвятил науке. Он преподавал и занимался разными предметами: русским языком, русскою историею, физикою, химиею и другими; он написал первую русскую грамматику, учебник русской истории. Множество мыслей роилось в голове этого гениального человека. Он первый объяснил русским, отчего бывает тепло, откуда берется дождь, что такое планеты небесные, кометы, отчего происходить северное сияние и многое другое. Много также Ломоносов сочинил стихов, а главное показал, как нужно писать стихи, чтобы они выходили более или менее хороши. Усталости не знал этот человек. Он трудился, можно сказать, за целую Россию.

Неутомимая деятельность Ломоносова тем более должна поражать каждого, что он, будучи уже профессором, продолжал терпеть нужду и разные лишения. Года через два только по возвращении из-за границы он мог перевезти к себе свою семью. Много огорчений и неприятностей испытывал он также от немцев-академиков. Положение Ломоносова стало улучшаться только с того времени, как в нем приняли участие люди сильные, например: Иван Иванович Шувалов, граф Воронцов и другие лица, имевшие большую силу при императрице Елизавете Петровне, дочери Петра Великого. Они довели до сведения императрицы об его ученых трудах, и она пожаловала ему мызу и деревню недалеко от Ораниенбаума. Еще более оценила первого русского поэта и ученого императрица Екатерина II. Она ласково принимала его во дворце, разговаривала с ним об ученых предметах, угощала и, наконец, сама посетила его дом, незадолго до его кончины, вместе с княгиней Дашковой и другими знатными придворными особами. Императрица пробыла в кабинете Ломоносова полтора часа, с любопытством рассматривала его работы и инструменты, беседовала с ним об его знаниях. Весною 1765 года Ломоносов скончался. Его похоронили в Невской Лавре. При Николае I Ломоносову поставлен памятник в Архангельске, откуда он был родом.

Конец царствования Екатерины Великой наполнен громкими победами величайшего в свете русского полководца Александра Васильевича Суворова.

Суворов, первый русский полководец.

Суворов родился в 1729 г. Отец его был заслуженный генерал и крестник Петра Великого. Еще с ранних лет в мальчике начали проявляться необыкновенная смелость, отвага и неустрашимость. Отец Суворова был человек образованный и рано начал внушать сыну охоту к наукам. Поэтому неудивительно, что Александр Васильевич рано также пристрастился к чтению. Но уже и тут начала в нем высказываться наклонность к военной службе. Он с какой-то жадностью читал книги, в которых описывались походы, опасности на войне, подвиги полководцев. От чтения таких книг в нем мало помалу развилась такая страсть к военной службе, что он только и мечтал о ней, бредил ею во сне и на яву. Но как на беду Суворов родился хилым и слабым мальчиком, был худощав и малого роста. Поэтому отец боялся отдать его в военную службу.

Но вот случилось, что к отцу приехал в гости старый друг и товарищ его по службе. Разговор зашел о сыне. Отец стал жаловаться на свое затруднительное положение. «Сын мой, – говорил он, – бредит военного службою, но здоровье его едва ли позволить ему переносить трудности этой службы. Я думаю определить его в штатскую». Гость принял участие в положении отца, но, поговорив с сыном, послушав, с каким жаром тот рассказывает о битвах, походах, полководцах, решил, что военная служба есть для него призвание свыше. Он начал убеждать отца не противиться этому призванию и не отнимать счастья у сына. Долго колебался старый Суворов, наконец, согласился и благословил сына в военную службу. Теперь началось уже настоящее приготовление Суворова к военной службе. Отец сам занялся с ним некоторыми военными науками. Молодой Суворов всею душою предался им. Комната его вся завалена была книгами, чертежами, планами битв.

Единственным желанием Суворова, заветною его мечтою стало теперь когда-нибудь самому сделаться полководцем. Но он 12-ти лет только записан был в полк. Поэтому ему пришлось начать действительную службу с солдатских чинов, как это требовалось тогда и от дворян. Пятнадцати лет он отправлен в полк и должен был пройти все солдатские чины. Целых десять лет нес он солдатскую лямку. Ему шел двадцать пятый год, когда он произведен был только в первый офицерский чин, между тем как сверстники его в эти лета и даже ранее были генералами.

Служба в нижних чинах была, впрочем, для Суворова весьма полезна. Это дало ему возможность совершенно освоиться с солдатскою службою. Он наряду с простыми солдатами жил в казармах, ел солдатскую пищу, чистил себе платье и сапоги, стоял на часах во всякую погоду.

Солдатская служба была полезла Суворову и в отношении здоровья. Служа долго солдатом, он, можно сказать, переделал самую натуру свою. С виду тщедушный и слабый, он привык лучше других выносить и утомление, и непогоду, и лишения всякого рода.

Особенно же важно было это, вот в каком отношении. Прожив долго с солдатами, Суворов вполне сроднился с их бытом, с их нуждами, с их привычками; он сделался для них, так сказать, свой человек, он даже выучился говорить их языком. Это дало ему возможность впоследствии, когда он действительно сделался полководцем, творить чудеса со своими солдатами или, как он их называл, «чудо-богатырями». Достаточно было одного его слова, одного взгляда, даже одного появления – и солдаты забывали опасность и усталость, бросались в реку, рвались в огонь, лезли на неприступную крепость.

Но, служа солдатом, Суворов не переставал заниматься и науками. В России в то время было не много таких образованных людей, как он, а военные науки едва ли кто лучше его знал и понимал. Впрочем, он создал свою науку побеждать, которой оставался верен до конца жизни. По его науке глазомер, быстрота, натиск должны были решать все дело на войне. И действительно, суворовские походы, или марши своею быстротою приводили всех в изумление и вошли в поговорку. Во время натиска особенную важность он придавал штыку. «Пуля – дура, штык – молодец!» говаривал он обыкновенно. Но самое большое значение в суворовской науке имело слово «вперед!» «Ребята, – говорил он обыкновенно своим чудо-богатырям, – для русского солдата нет середины между победою и смертью. Коли сказано «вперед!», так я не знаю, что такое отступление, усталость, голод и холод!»

Кроме этого, Суворов рано сделался известен своими странностями. И чем дальше, чем он больше входил во славу, тем более становился странным и причудливым: притворялся, например, что не терпит зеркал, боясь увидать в них самого себя; ходил как-то припрыгивая; говорил прибаутками и загадками; в разговоре с другими как-то кривлялся; когда все ожидали от него ответа, он вдруг засмеется и убежит, прыгая на одной ноге, или запоет петухом. Самый образ жизни, который вел Суворов, поражал также своими странностями. Он вставал на заре; обедал в 7 или 8 часов утра; пищу употреблял всегда самую простую, большею частью щи и кашу и запивал квасом; любил также пироги, кислую капусту, редьку и вообще все русская кушанья.

Говорят, что Суворов принял на себя роль чудака для того, чтобы обратить на себя внимание. И действительно о нем везде говорили, его все знали еще прежде, нежели он прославился победами. Одни удивлялись ему; другие же, не понимавшие его, считали его чуть не помешанным; а враги старались очернить его перед императрицею. Но Екатерина понимала Суворова и говорила: «Не троньте его, я его знаю».

Подвиги Суворова. Начиная с конца царствования Елизаветы Петровны, Суворов участвовал во всех почти походах и войнах, которые вела Россия с соседями. Командуя небольшими отрядами, исполняя поручения своих начальников, он везде обнаруживал быструю сообразительность и необыкновенную удаль и геройство. Он бил немцев, поляков, турок и татар. Но в полном блеске гений Суворова начал проявляться только со времени второй турецкой войны при Екатерине (1787–1791). Турция никак не могла забыть потери Крыма и, чтобы возвратить его, начала с нами новую войну. Екатерина назначила главнокомандующим своих войск Потемкина. Но главные победы над турками в эту войну были одержаны Суворовым.

Вторую турецкую войну мы вели в союзе с австрийцами. Вдруг на австрийцев сделал нападение сам турецкий визирь, с армиею тысяч в сто. Главнокомандующий австрийских войск, принц Кобургский, в ужасе пишет Суворову: «Спасите нас!» Герой ответил одним словом: «Иду!» И действительно, с невероятною быстротою явился он на помощь. Принц тотчас же послал просить его к себе. Но посланному сказали: «Суворов Богу молится». Через несколько времени принц снова шлет. Ему говорят: «Суворов ужинает». На третье приглашение был ответ: «Суворов спит». Но Суворов вовсе не спал, а, взобравшись на высокое дерево, обозревал оттуда расположение неприятельского войска. Только на утро пришел он к принцу и предложил немедленно напасть на турок. Принц ужаснулся. Ему казалось немыслимым с 25-тысячным войском, какое было у них, нападать на стотысячную армию. Но доверие к Суворову было так велико, что он не смел спорить. Турецкие войска были расположены близ р. Рымника. Суворов, зная уже, как они были размещены, тихо и незаметно подошел к ним и потом так быстро и неожиданно ударил, что турки все переполошились и пустились в бегство. Напрасно визирь останавливал их, убеждал, показывал им коран, или священную книгу их пророка Магомета; он приказал, наконец, стрелять в бегущих из пушек, чтобы остановить их. Ничто не помогло. Теснимые, поражаемые, преследуемые, турки без оглядки бежали, бросая по дороге оружие, одежду и все, что было у них. Тысячами трупов их покрылось поле битвы. Сам визирь вскоре умер от горя. Суворов же за эту блистательную победу был пожалован в графы с прозванием Рымнинского, а имя его прогремело не только по всей России, но и за границею.

Скоро Рымникскому герою представился случай снова прославить себя таким подвигом, который затмил собою все прежние его подвиги. Русские осаждали турецкую крепость Измаил. Осада ведена была вяло и нерешительно. Распоряжавшейся осадою генерал донес даже главнокомандующему, что взять ее, по крайней мере, вскорости, невозможно. Между тем императрица Екатерина предписала нанести туркам решительный удар. Тогда Потемкин поручил взять Измаил Суворову. Но крепость эта считалась неприступною. Несмотря на то, Суворов решился взять ее. Как обыкновенно водится, он сначала потребовал добровольной сдачи крепости. Ему отвечали: «Скорее небо упадет на землю, а Дунай потечет вверх, нежели Измаил сдастся». Тогда русские начали готовиться к штурму. Суворов сам учил солдат, как переходить ров, ставить лестницы, лезть на стены, всем отданы были самые точные приказания. Наступила темная, непроглядная декабрьская ночь (1790 г.). В три часа взвилась ракета. Войска встрепенулись. Через час была выпущена другая ракета, потом третья. В пять часов войска стояли уже в боевом порядке и как волны устремились на крепость. Под губительным огнем со стен неприятельских они быстро переходили ров, и смело лезли на вал, в иных местах даже без лестниц, втыкая в вал штыки, и подсаживая друг друга. В одном месте солдаты смешались, было, но среди них явился священник с крестом в руках, и они ободрились и опять полезли. При таком самоотвержении, при таком забвении всяких опасностей ничто не могло остановить суворовцев. К восьми часам утра они уже овладели стенами. Но в самом городе открылась еще более страшная резня: приходилось брать приступом каждую улицу, каждый дом; сражались даже турчанки и дети. И только к 3 часам пополудни Измаил стал русским городом. За то более 20 тысяч турок полегло здесь; спасся только один, который и принес верховному визирю горестную весть о падении крепости. Суворов так доносил императрице о взятии Измаила: «Гордый Измаил у ног Вашего Величества», а Потемкину писал: «Не бывало крепости крепче, не бывало обороны отчаяннее обороны Измаила; но он взят». Покорение Измаила, как подвиг, которому до сих пор подобного не бывало, прославило Суворова на весь мир. Везде имя его произносилось с уважением, везде удивлялись этому великому русскому полководцу.

У Суворова, впрочем, было довольно врагов и завистников, которые победы его приписывали одному счастью. «Но, говорил Александр Васильевич, сегодня счастье, завтра счастье, всегда счастье; помилуй Бог! Дайте же сколько-нибудь и ума». Императрица Екатерина, однако ж, вполне понимала Суворова и вполне ценила его талант. Вскоре он опять является действующим лицом.

Падение Польши. В это время наступил конец Польше; там уже давно происходили страшные беспорядки, которые предвещали близкое падение ее. Польские паны и шляхтичи короля своего совсем не слушались, между собою ссорились и дрались, а крестьян своих, особенно православных, сильно угнетали. Эти беспорядки причиняли много хлопот и соседям, в особенности России. Польша еще владела коренными русскими землями, например, Белоруссиею, Волынью и Подолиею. Поляки старались обратить православное население этих земель в свою латинскую веру. Но русские твердо и крепко стояли за свой закон. За это их страшно преследовали: отнимали у них храмы Божьи и разоряли их или закрывали, безвинно лишали мест православных священников, так что случалось, что некому было исправлять церковные требы, крестьян же православных паны и шляхтичи заставляли отбывать тяжкие работы и облагали множеством поборов. Православные русские, подвластные Польше, часто просили единоверных русских государей походатайствовать за них. Но ходатайства эти мало имели успеха. Преследования и угнетения год от году становились все сильнее и сильнее. Наконец, императрица Екатерина решилась добиться, во что бы то ни стало облегчения тяжкой участи православных русских христиан в Польше. Она силою оружия принудила к этому поляков. Но так как в Польше была полная неурядица: нынче отменяли то, что вчера положили, верить ничему нельзя было, – то Екатерина оставила свой гарнизон в Варшаве, столице Польской. Поляки же раз ночью, в страстную пятницу, напали на сонных и безоружных русских солдат и несколько тысяч перерезали их. Императрица; узнав об этом, сильно встревожилась и немедленно отправила в Польшу армию, а главнокомандующим назначила Суворова. Суворову было тогда уже 64 года, но бодрость и живость его не изменились; неутомимость его была изумительна. Екатерина так верила в него, что, назначая его, сказала: «Я посылаю в Польшу двойную силу – армию и Суворова» И действительно, страх напал на поляков, когда они узнали о назначении Суворова.

Суворов прискакал к армии в простой тележке и остановился перед палаткой, приготовленной для него на лугу, близ лагеря. Мгновенно по всему лагерю пронеслась весть: «Суворов приехал!» Все встрепенулись и ожили, все почувствовали как будто новые силы в себе. В палатку к Суворову явились генералы и офицеры. Объявив им в кратких словах волю императрицы, он вдруг вытянулся, зажмурив глаза, и скороговоркою произнес: «Войскам выступать, когда петух запоет. Идти быстро – полк за полком. Голова хвоста не ждет». Знавшие Суворова поняли этот приказ и поэтому, хотя до пения петухов было еще далеко, начали сейчас же готовиться к выступлению в поход. Действительно, через несколько времени, именно в семь часов вечера, из палатки главнокомандующего послышалось хлопанье в ладоши, подобное взмаху крыльев петуха, и протяжное «кукареку». Это сделал сам Суворов. По этому сигналу мгновенно все поднялось на ноги и двинулось в поход. Суворов ехал тут же вместе с войсками. Объезжая ряды солдат, он со многими из них разговаривал. Так, ободряя и воодушевляя солдат, быстро шел он к Варшаве. Осенью 1794 года русские войска подступили к Праге. Это было укрепленное предместье Варшавы, отделявшееся от нее р. Вислою. Сначала Суворов несколько времени медлил, в ожидании, что поляки так, без кровопролития покорятся, но увидел, что без штурма обойтись нельзя. Штурм Праги, как и штурм Измаила, начался рано утром, когда еще было темно. Мгновенно вся окрестность озарилась пламенем, и на валах крепости открылся отчаянный рукопашный бой. Суворов стоял на высоком холме вблизи вала, внимательно следил за всеми движениями и отдавал приказания. Через несколько часов на месте Праги остались окровавленные, дымящиеся развалины и груды обгорелых, изуродованных трупов и раненых, стонавших в предсмертных муках. Вслед за падением Праги, сдалась Варшава.

О взятии ее Суворов донес в следующих кратких словах: «Всемилостивейшая государыня! Ура! Варшава наша». Екатерина ответила на это также кратко: «Ура! фельдмаршал!». Этим она возводила его в фельдмаршалы. Чин этот особенно обрадовал героя пражского. Подвиг Суворова действительно заслуживал этой награды. После взятия Варшавы судьба Польши была решена окончательно. И прежде от нее были уже отделены некоторые земли; теперь же она была окончательно поделена (1795 г.) между соседями: часть отошла к Пруссии, другая к Австрии, Россия же при падении Польши возвратила свои старинные земли: Белоруссию, Волынь, Подолию и другие. Из них только Галиция осталась за Австриею.

Поход в Италию. Между тем для подвигов великого русского полководца открылось новое поприще. В это время во Франции происходила страшная революция. Французы казнили своего короля и королеву и начали рубить и резать друг друга. Целые тысячи народу гибли иногда совершенно безвинно. В то же время у них явился молодой гениальный полководец, Наполеон Бонапарт, под предводительством которого они стали нападать на чужие земли и завоевывать их. Императрица Екатерина нередко задумывалась над этими делами и советовалась с Суворовым. Старый фельдмаршал с радостью готов был идти против французов и даже просил об этом императрицу. «Матушка! – писал он ей раз, – пошли меня бить французов». Но, прежде нежели решен был поход, она скончалась в 1796 году. На престол вступил сын ее, император Павел Петрович (1796–1801), который хотел жить в мире со всеми. Для Суворова же теперь наступило время тяжкого испытания. По наветам врагов, он подвергся гневу императора, был уволен в отставку и отправлен на житье в имение свое, село Кончанское, Новгородской губернии. Старый фельдмаршал повел здесь самую простую и оригинальную жизнь. Вставши рано поутру, шел на колокольню звонить; во время церковной службы отправлял должность дьячка – читал и пел, подавал священнику кадило; гуляя по деревне, вмешивался в игры крестьянских мальчиков, бегал и прыгал с ними, играл в бабки. Живя в деревне, Суворов, казалось, всеми был забыт. Но слава прежних великих дел его вскоре заставила вспомнить о нем.

Бонапарт отнял у немецкого императора итальянские земли и угрожал отнять еще более. Не надеясь на свои силы, император стал просить помощи у нашего государя, а вместе с тем просил прислать Суворова в предводители войска. Немедленно в село Кончанское поскакал курьер с собственноручным письмом императора Павла. Как будто ожил старый герой. Слезы радости покатились из глаз его. Он поцеловал письмо государя, отдал приказ сейчас же собираться в дорогу, а сам побежал в церковь и велел служить молебен: стоя на коленях, молился, пел и плакал.

Вот по улицам Петербурга мчится почтовая кибитка, а в ней сидит седой старичок. Кибитка останавливается у Зимнего дворца. Старичок бодро выскакивает из нее и бежит по лестнице. Это был Суворов. Император ласково принял его и долго разговаривал с ним. Через час во всем Петербурге говорили о приезде Суворова. Невозможно себе представить общего восторга: с приездом его знакомые поздравляли друг друга как бы с праздником; народ бежал за его каретой по улицам, собирался толпами на парады, чтобы посмотреть на него. А вместе с тем в городе рассказывали тысячи анекдотов о разных его шутках и проделках. Так, рассказывали, будто с одним вельможею он сыграл такую штуку. Пресерьезно разговаривая с ним о важных предметах, он, вдруг, когда тот превратился весь в слух и внимание, остановился и запел петухом. «Как это можно!» – воскликнул вельможа, оскорбившись. «Поживи с мое – запоешь курицей», – ответил ему Суворов. Однажды застали его прыгающим через чемоданы, в которые укладывались дорожные вещи. «Что это вы делаете?» – спросили у него. «Учусь прыгать», – ответил он. «Ведь в Италию-то прыгнуть – ой, ой! Велик прыжок! надобно поучиться».

Получив от государя полную волю действовать по своему усмотрению, Суворов на почтовых поскакал в Вену, столицу Австрии, вслед за русскими войсками. Австрийский или немецкий император принял его с большими почестями, сделал своим фельдмаршалом и вручил ему команду над своею армиею. Но советники императора потребовали от Суворова самого точного плана кампании. Русский полководец, привыкший действовать по своим правилам, где главную роль играли глазомер, быстрота и натиск, отказался представить такой план и доказывал, что до личного обозрения места действия ни о каком плане и речи быть не может. Когда же главный советник и министр стал настойчиво требовать у Суворова плана, то он, как говорят, выведенный из терпения, развернул перед ним бланкет или пустой белый лист бумаги, подписанный императором Павлом, и сказал: «Вот мой план!» Так, не добившись плана, австрийцы и отпустили Суворова в Италию воевать с французами. Весело шли (1799 г.) русские солдаты на французов, считая себя непобедимыми под командою Суворова. Но, однако, воевать с французами было совсем не то, что с турками или поляками. Французы – народ очень храбрый и искусный на войне, да и полководцы их были не то, что турецкие визири и паши или Польше паны. С французами трудно было справиться в Италии еще и потому, что их было здесь очень много, и что почти все главные крепости находились в их руках. Несмотря на то, Суворов со своими чудо-богатырями постоянно одерживал верх и над ними. Французы не могли надивиться его быстроте, сообразительности и искусству. Особенно замечательно одно дело с ними, где вполне выказался талант Суворова и его волшебное действие на солдат. Французские полководцы, действуя сначала на разных пунктах, задумали соединиться и общими силами ударить на Суворова. С этой целью они старались разными маневрами ввести в обман русского полководца. Но Суворов понял их хитрости и в свою очередь начал производить такие странные передвижения войск, что совершенно сбил их с толку и не дал им соединиться. Тогда он сам напал (при Требии) на один отряд, несмотря на то, что у того было больше войска. Битва продолжалась три дня в нестерпимый жар. Изнуренные зноем и неравною борьбою, русские, под конец едва могли держаться. Суворов сам был в изнеможении. Но вот ему доносят, что русские полки колеблются. «Коня!» – закричал он и поскакал в передние ряды в одной рубашке. Едва солдаты завидели своего старого предводителя, заслышали его волшебную команду, как забыли усталость, ударили в барабаны и бросились на неприятеля в штыки. Французы думали, что к русским на подмогу прибыли свежие войска, и с большим уроном отступили.

После этого поражения французы убедились, что им не сладить с русскими богатырями, и начали сдавать им один город за другим. В Петербурге и в Вене то и дело получали известия о победах и ключи от покоренных городов. В какие-нибудь четыре, пять месяцев Италия была свободна от власти французов. Они разбиты были в двух больших и шести малых битвах; у них взято было в плен до 80 тысяч человек, отнято 25 крепостей. Император Павел не знал уже, чем наградить богатырские подвиги Суворова. «Вы поставили себя выше всех наград», – писал он ему. Суворов уже получил титул светлейшего князя с прозванием Италийского. Наконец поведано было отдавать ему воинские почести, подобные царским, даже в присутствии государя. «Достойному – достойное!» – говорил император в своем рескрипте.

Переход через Альпы. Но, среди блистательных побед, среди необыкновенных почестей и наград, Суворов почти постоянно был скучен и печален.

Дело в том, что австрийцы стали завидовать славе русского полководца, который, по-видимому, без всяких планов, всюду разбивал врагов, тогда как они до сих пор терпели от французов одни поражения, несмотря на все свои глубокомысленные соображения. Своим вмешательством они старались вредить ему теперь на каждом шагу. Суворов приходил в отчаяние. Он писал, жаловался императору Павлу, даже просил об отзыве в Россию, но убеждаемый государем продолжал командовать. Наконец советники австрийского императора прислали Суворову такой план войны, который разрушал все его великие надежды. Он намеревался, по изгнании французов из Италии, идти прямо на Париж, чтобы разом покончить с революционной Францией и восстановить в Европе мир и спокойствие. Но австрийский император вдруг предписывает ему идти в Швейцарию и, соединившись с другими русскими войсками, продолжать там войну с французами. Поход этот, даже в случае счастливого окончания, не обещал особенных выгод, а тут еще нужно было, чтобы попасть из Италии в Швейцарию, переходить через высочайшие в свете горы, которые называются Альпами. Только повинуясь воле своего государя, Суворов отправился в этот поход. Но ему и в голову не приходили те трудности и опасности, какие довелось испытать русским войскам при переходе через Альпы. Они часто должны были карабкаться на отвесные и притом обледенелые скалы или спускаться с них, причем малейшая неосторожность угрожала опасностью упасть в бездонную пропасть; иногда же им приходилось идти по таким узким тропинкам, по которым мог переходить только один человек с вьюком; или переходить через бурные потоки и водопады, которые уносили с собой и людей, и лошадей, и все, что попадалось на пути; а то вдруг оборвется с гор огромная льдина и тоже передавит все, что попадется; или на высоте двух верст от поверхности моря поднимается вьюга, загремит гроза такая, что не взвидишь света, а укрыться негде. К довершению же всех трудностей, нужно было еще почти на каждом шагу биться с французами, которые заняли все проходы и отовсюду – из оврагов, из-за утесов и каменьев стреляли в русских. Все эти трудности русское войско, однако ж, преодолело, благодаря Суворову, который особенно умел ободрять и воодушевлять его. Он то во время привала подойдет к солдатам, попробует их кашицу, скажет две-три прибаутки; то, заметив в них усталость, вдруг во всю мочь затянет своим старческим голосом какую-нибудь песню. Солдаты расхохочутся, и прошла усталость.

Особенно замечателен был в это время переход через так называемый Чертов мост. Здесь, казалось, сама природа хотела испытать, действительно ли нет ничего невозможного для русских войск, предводимых Суворовым. Представьте себе огромные нависшие скалы, между которыми с утеса на утес несется вся в пене река и падает с высоты почти 30 саженей. Шум от ее падения слышен на далеком расстоянии. Отвесные скалы, спирающие с обеих сторон этот величественный водопад, до того сближаются между собою в одном месте, что здесь через водопад перекинута только одна арка на высоте десяти слишком саженей над бездною. Это и есть Чертов мост, через который нужно было перейти русским. Но, чтобы добраться до него, нужно бы пройти через мрачное отверстие в скале, шагов 80 длины и такое узкое, что в нем и два человека рядом не могли идти. По выходе же из отверстия дорога огибает скалу в виде карниза и круто спускается к Чертову мосту. В такой местности и так почти невозможно было двигаться армии; но если обратить внимание на то, что здесь все удобные места заняты были французами, то переход через Чертов мост покажется почти что чудом. Вот как он был совершен. Сначала, разумеется, русские попробовали пройти через отверстие в скале, но едва только вступили туда, как встречены были пушечными и ружейными выстрелами французов; пробиться оказалось совершенно невозможным, французы перебили бы тут всех по одиночке. Тогда охотники стали взбираться на скалы, висевшие над отверстием. Трудно поверить, чтобы можно было вскарабкаться на такие крутизны, какие были здесь; но это было сделано. Французы, расположившиеся у отверстая, так поражены были неожиданным появлением русских на высотах, что смешались и, боясь быть отрезанными от своих войск, поспешно отступили за мост. Они не успели даже разрушить его, а только испортили. Тогда закипала жаркая перестрелка с обеих сторон водопада. Французы из-за каждого камня и утеса, из-за каждого куста посылали свои меткие пули. Несмотря на то, суворовские чудо-богатыри грудью прокладывали себе дорогу: они спрыгивали с утесов и по пояс в воде перебирались на другую сторону водопада, не думая об опасности; другие лезли на скалы, чтобы оттуда удобнее стрелять в неприятеля; третьи же спешили устроить переправу через испорченный мост; для этого притащили бревна, наскоро перевязали их офицерскими шарфами и по этой зыбкой переправе начали перебегать; некоторые обрывались и низвергались в бездну. Благодаря такой отваге, такому презрению опасностей, русские перебрались на другой берег в таком количестве, что заставили французов отступить. Но, чтобы с успехом преследовать их, нужно было переправить через мост всю армию, нужно было прежде исправить его. Исправление взяли на себя австрийцы, бывшие при русском войске. Дело было спешное, а они стали сначала судить да рядить. Выведенные из терпения, русские попросили у них инструменты и принялись за работу по-своему: вмиг натаскали бревен, досок, хворосту и через несколько часов исправили мост. Австрийцы удивлялись, глядя на их работу, и только повторяли: «Гут, гут!», т.е. хорошо. «То-то гут», – заметил им русский солдат, распоряжавшийся работою: «вы бы до вечера тут гутели, а делу бы хода не дали». Так совершен был переход через Чертов мост. Но французов уже и след простыл.

Преодолевая невероятные трудности и лишения, Суворов, наконец, спустился со своею армиею в долину и думал отдохнуть здесь. Не тут-то было. Совершенно неожиданно он получает страшную весть. Он узнает, что русский отряд в Швейцарии, для соединения с которым шла армия его, разбит, и что ему самому совершенно заперт выход из долины. Особенно же его приводило в негодование то, что виною всему этому были австрийцы... Отправляясь в поход через Альпы, Суворов проси австрийское правительство не выводить своих войск из Швейцарии, а оно вывело, вследствие чего русский отряд был разбит там. Тут была уже явная измена со стороны завистливых и коварных австрийцев. Они, очевидно, хотели погубить русского полководца, которого до сих пор никто не мог побрить. И французский полководец был так уверен в гибели Суворова, что обещал русским пленным офицерам через несколько дней доставить его к ним живым или мертвым. Положение Суворова в самом деле было самое ужасное, но он еще не терял надежды. «Не дам костей своих врагам», – говорил он с каким-то ожесточением. Он созвал военный совет. На этом совете был великий князь Константин Павлович, участвовавший в походе. Исчислив все коварные поступки австрийцев с самого прибытия своего в Италию, фельдмаршал под конец взволнованным и прерывающимся голосом произнес: «Теперь мы среди гор, окружены неприятелем, далеко превосходящим наши силы. Что предпринять нам? Идти назад – постыдно: никогда еще не отступал я. Идти вперед – невозможно: у неприятеля свыше 60 тысяч войска, у нас же нет и 20 тысяч. К тому же мы без провианта, без патронов, без артиллерии. Помощи нам ждать неоткуда. «Мы на краю гибели», – Произнося эти тяжелые слова, Суворов, по свидетельству очевидца, едва мог удержаться от волнения и горести. Скорбь его тяжелым камнем ложилась и на сердца всех присутствующих. «Теперь, – прибавил Суворов, – остается одна надежда на всемогущего Бога да на храбрость и самоотвержение моих войск. Мы русские! С нами Бог!..» При таких словах как будто огонь пробежал по всем. Суворов же пришел в какое-то восторженное состояние и произнес: «Спасите честь России и государя! Спасите сына нашего императора!» Тут он пал к ногам великого князя и облился слезами. Константин Павлович в смущении поднимал старика, обнимал его, целовал и, рыдая, не мог произнести ни одного слова. Все присутствовавшие были приведены в неизъяснимое волнение. Наконец один из генералов заговорил: «Отец наш, Александр Васильевич! Мы понимаем, что предстоит нам теперь, но разве и ты не знаешь нас, не знаешь ратников, которые преданы тебе душою, безотчетно любят тебя? Что бы ни встретилось нам, отец наш, ты не увидишь в нас ни гнусной трусости, ни ропота, столь не свойственных русским людям. Клянемся тебе перед Богом, хотя бы в горах пришлось нам перенести еще большие трудности, чем прежние, мы готовы; хотя бы целые сотни тысяч французов окружили нас, мы пробьемся, не посрамим русского оружия, а если падем, то со славою». Слова эти были истинным услаждением для Суворова. Выслушав их, он оживился. Глаза его снова заблистали. «Да» – сказал он с уверенностью, «Мы русские! С помощью Божьею мы все одолеем. Мы разобьем врага. Победа над ним – победа над коварством!» По окончании совета все вышли от фельдмаршала с одною мыслью – победить или умереть со славою. Каждый начальник передал это и своим подчиненным. Загорались тогда богатырские сердца русских воинов. Понимая опасность своего положения и считая виновниками его австрийцев, они дрались с каким-то ожесточением, как бы желая доказать, что для них и измена ничего не значит. Как лев разъяренный, шел Суворов со своими чудо-богатырями и отражал справа и слева, спереди и сзади французов, осмеливавшихся делать на него нападения. В нескольких схватках он даже нанес им поражения и взял в плен одного из их знаменитых генералов. Видя, что с богатырскою суворовскою армиею ничего не поделаешь, французы, наконец, оставили ее в покое, и она достигла безопасного места.

Переход Суворова через Альпийские горы продолжался 16 дней. Он не имел таких важных последствий, как например, штурм Праги или победы в Италии, но по справедливости считается венцом славы Суворова. Император Павел в рескрипте своем к Суворову писал: «Побеждая повсюду и во всю жизнь вашу врагов отечества, вам не доставало одного рода славы – преодолеть и самую природу. Но вы и над нею одержали ныне верх». Он дал Суворову самый высший военный чин – генералиссимуса и при этом еще сказал: «Это много для других, а ему мало».

Переход через Альпы был последним подвигом Суворова. Император Павел, недовольный своекорыстными и коварными действиями австрийцев, повелел генералиссимусу возвратиться в Россию. А вслед, за тем кончилась и самая жизнь Суворова. Как будто жил он войною и для войны. Во время похода он с изумительною твердостью и терпением переносил все трудности и лишения: то под проливным дождем, то в метель и вьюгу бодро ехал он на казацкой лошади, в обыкновенном плаще и все сходило с рук семидесятилетнему герою. Но едва кончилась война, едва простился он со своими чудо-богатырями, как силы его начали слабеть, хотя лишений и трудностей уже не было никаких. Когда его привезли в Петербург, то он походил скорее на тень и постепенно впадал в беспамятство. Но и в предсмертном бреду ему грезились битвы, войска — и он отдавал им приказания. 6 мая 1800 г. великий русский полководец, непобедимый на поле битвы, был сражен смертью. Вскоре император Александр Благословенный воздвиг Суворову памятник. Он и теперь стоит в Петербурге на площади, которая по памятнику называется Суворовской. Кроме того, Суворов красуется на памятнике Екатерины Великой. Прах же его покоится в Александро-Невской Лавре. На простой каменной плите над его могилою написано. «Здесь лежит Суворов». Но память о нем будет жива до тех пор, пока будет стоять Русь. При одном имени его сильнее бьется русское сердце и горячее кипит русская кровь.

Александр I Благословенный.

Вскоре после смерти Суворова скончался и император Павел I. На престол вступил (1801 г.) старший сын его, Александр I.

Александр I был любимый внук Екатерины Великой. Мудрая императрица прилагала особенные заботы к его воспитанию. Она сама выбирала для него воспитателей и наставников, сама следила за его уроками, сама давала советы, как воспитывать и учить его. Когда Александр вступил на престол, ему не было еще и 25 лет. Но молодой император с самого начала своего царствования приобрел необыкновенную привязанность народа. Высокий ростом, с грустно задумчивым лицом, на котором по временам появлялась приятная улыбка, он уже одною своею наружностью располагал к себе всякого. Необыкновенная же доброта души, ласковое и приветливое обращение заставляли привязываться к нему всех окружающих его. При восшествии на престол Александр I объявил, что будет править народом «по законам и по сердцу августейшей бабки своей, Екатерины Великой, да вознесет Россию на верх славы». И действительно, царствование его, особенно сначала, представляет ряд событий, служащих к возвеличению России. Но самым замечательным событием, поставившим Россию выше всех государств на свете, была отечественная война 1812 года.

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

Наполеон I. Сын бедного дворянина с острова Корсики, Наполеон Бонапарт своими победами и завоеваниями приобрел такую славу, какою редко кто пользовался с тех пор, как стоит свет. Французы же просто обожали своего молодого полководца-завоевателя. Пользуясь этим, Бонапарт легко захватил в свои руки власть и провозгласил себя императором французов под именем Наполеона I. Но, надев на себя корону, сделавшись повелителем большой и богатой страны, Наполеон все еще не был доволен. Он по-прежнему нападал на чужие земли, лишал престолов некоторых государей и на место их делал королями своих братьев; многие владения отнял у законных государей и присоединил к Франции. Скоро почти вся Западная Европа признала над собою власть гордого завоевателя, Наполеон дошел, наконец, до того, что возмечтал о покорении всего света. Рассказывают, что он приказал выбить медаль с изображением Бога и с надписью: «Тебе небо, мне земля». В Европе только два сильных государства не зависали от Наполеона – это Россия и Англия. Он решил сначала покорить Россию. Но все его мечты сокрушились о могущество русского народа.

Нашествие французов. Наполеон собрал до 600 тысяч войска из подвластных ему народов и двинул его к пределам России. Перед вторжением в Россию он устроил в Дрездене съезд властителей Западной Европы. Тут приветствовали его — император австрийский, король прусский и разные германские князья. Наполеон в речи своей хвастал перед ними, что прежде шести месяцев Москва и Петербург будут видеть в стенах своих непобедимых победителей. «Я иду в Москву, – говорил он, – и в одно или два сражения все кончу. Император Александр на коленях будет просить у меня мира». В июне 1812 г. огромная французская армия, под личным предводительством Наполеона, перешла через реку Неман, которая была границею России на западе. «Солдаты!» – говорил в манифесте надменный завоеватель, «Россия увлекается неизбежным роком». Уверенность Наполеона в успехе разделяли почти все окружавшее его: офицеры и генералы добивались назначения в поход на Россию, как особенной милости. «Мы идем в Москву», – говорили многие, прощаясь со своими знакомыми, «До скорого свидания». В самом деле, все, по-видимому, предвещало французам несомненный успех: громадность сил, гений полководца, его счастье и непобедимость. В русском народе имя Наполеона распространяло какой-то таинственный страх. С ним соединялось понятие об антихристе. Многие были убеждены, что настал конец России, и в комете, являвшейся на небе в 1811 г., суеверные видели предзнаменование гибели ее. Но общее мнение было – лучше погибнуть, нежели покориться ненавистному врагу. Когда французы вступили в пределы России, император Александр, как бы отвечая на это общее настроение народа, возвестил: «Не положу оружия до тех пор, пока ни одного неприятельского воина не останется в моем царстве».

Переправившись через Неман, Наполеон устремился на Москву. Император Александр мог выставить против страшного врага своего не более 200 тыс. войска. Но с первого же шага неприятеля во внутрь России народ сам стал подниматься на защиту отечества: мирные поселяне превращались в смелых воинов; земледельческие орудия становились в руках их грозным оружием; не было ничего, чем бы народ не готов был пожертвовать, лишь бы оно не досталось врагу: «пожалуйста, служивые, – просили крестьяне солдата, – скажите, когда придет пора зажигать наши дома». Государь издал манифест о народном ополчении, в котором говорил: «Да встретит неприятель в каждом дворянине – Пожарского, в каждом духовном – Палицына, в каждом гражданине – Минина. Соединитесь все. С крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют». Это воззвание произвело в народе взрыв патриотического чувства. Когда, вскоре после того, Александр прибыл из армии в Москву, восторженное чувство народа не знало пределов. «Веди нас, куда хочешь, – кричали тысячи голосов – веди нас, отец наш! Умрем или победим». Готовность каждого жертвовать всем на защиту отечества была так велика, что правительство должно было ограничить пожертвования только губерниями, ближайшими к месту войны. Несмотря на это, в короткое время составилось ополчение более, нежели в 300 тыс. человек и собрано было до 100 миллионов рублей.

Главная русская армия, выставленная против французов, находилась под командою Барклая-де-Толли. Этот замечательный полководец решился действовать против Наполеона так же, как Петр I против Карла ХII. Избегая решительной битвы с врагом, гораздо сильнейшим, он отступал во внутрь страны и на пути отступления частыми схватками затруднял и истощал его.

Схватки с французами. Замечательны схватки отдельных отрядов под Витебском. Повод к ним был следующий: сначала русская армия, выставленная против Наполеона, была разделена на две части. Первою командовал Барклай, а второю князь Багратион, сподвижник Суворова в итальянском походе. Но потом признано было необходимым соединиться им вместе. Это соединение должно было последовать под Витебском. Чтобы выиграть время и дождаться здесь Багратиона, Барклай приказал графу Остерману-Толстому с небольшим отрядом задержать французов. Целый день, мужественный Остерман выдерживал напор сильнейшего неприятеля. Когда ему донесли, что неприятель все усиливается, между тем русские полки потерпели большой урон, и при этом спрашивали, что делать, – он хладнокровно отвечал: «ничего не делать, стоять и умирать». С такою же стойкостью после него удерживали здесь неприятеля Коновницын и Пален. Хотя армии и не успели соединиться под Витебском, но причина этому была другая. Багратион не мог пробиться сквозь густые массы французов и должен был, отражая их, отступить к Смоленску, где, наконец, и произошло соединение армий. Багратион подчинился Барклаю.

Еще более замечателен подвиг Неверовского под Красным. Когда армия соединилась, решено было идти навстречу неприятелю, который от Витебска, по-видимому, направился прямо к Москве. Между тем на самом деле оказалось, что Наполеон устремился к Смоленску с тем, чтобы, овладев им врасплох, зайти русской армии в тыл и отрезать ее от Москвы.

Хитрый манёвр едва не удался. Гарнизона в Смоленске почти не было, а армия наша находилась на более далеком расстоянии от него, нежели французская. Но на пути к Смоленску передовой отряд французской армии встретился с незначительным (около 7 т.) русским отрядом, которым командовал Неверовский. Зная опасное положение главной армии. Неверовский решился, во что бы то ни стадо, задержать неприятеля хоть на несколько часов, дабы таким образом дать время занять войскам Смоленск. Построив свои полки в густые колонны, и воодушевив их краткою, но сильною речью, он встретил врагов с мужеством героя, отразил первый натиск и начал отступать медленно, стройно, задерживая их на каждом шагу. По свидетельству самих французов, он отступал как лев. Французы 10 раз пускали в атаку свою кавалерию – и все напрасно. Неверовский отбился и дал возможность отряду Раевского занять Смоленск.

Оборона Смоленска. При обороне Смоленска покрыли себя славою Раевский и Дохтуров. Надо заметить, что, по занятии Смоленска, опасность для нашей армии еще не миновала. Барклай, не имея точных сведений о движении французской армии к Смоленску, находился с главными силами далеко отсюда. Наполеон, до прибытия его, мог еще овладеть городом и таким образом привести в исполнение свой искусный план. Нужно было опять выигрывать время. Известив главнокомандующего о настоящем положении дел, Раевский с небольшим (около 15 т.) отрядом своим решился лучше погибнуть под развалинами Смоленска, нежели уступить его неприятелю. В течение целого дня он с истинно-геройским мужеством отражал все нападения французов, которых было здесь до 150 т., и таким образом дал время главной армии пройти к Смоленску.

Но нужно было для безопасного отступления занять московскую дорогу. С этой целью следовало продержать Наполеона под Смоленском еще несколько времени. Тогда, по распоряжению главнокомандующего, отряд Раевского был сменен отрядом Дохтурова. Этот неустрашимый герой еще целый день оборонял Смоленск. Наполеон, раздраженный сопротивлением, приказал штурмовать город и ввел в дело значительную часть своей армии. Бомбы градом посыпались в город, во многих местах загорелись дома; страх и отчаяние распространились между смольнянами. Но войско стояло непоколебимо на ветхих стенах смоленских и отбило все приступы неприятеля. Главная армия, между тем, успела выбраться на московскую дорогу. Тогда, по приказанию Барклая, Дохтуров ночью вышел из Смоленска, в котором не осталось и пятой части домов.

После многих кровопролитных схваток, Наполеон увидел, что война в России не похожа на те войны, которые он вел в западной Европе. Оставляемые жителями города и селения, добровольно сжигаемые ими жилища, опустошаемые поля – ясно также говорили ему, что он зашел не в такую страну, которую легко покорить. Под Смоленском Наполеон впервые усомнился в успехе своего дела. Через одного пленного генерала нашего он решился заговорить о мире. Ответа ему не было.

Между тем Барклай неуклонно следовал своему плану и продолжал отступать.

Еще лет за пять до этого, когда Наполеон беспощадно бил австрийцев и пруссаков, он так высказался на этот счет: «Если бы мне пришлось воевать с Наполеоном, то я избегал бы решительного сражения с ним, а отступал бы до тех пор, пока французы, вместо решительной битвы, нашли бы вторую Полтаву».

Беспристрастное потомство вполне оценило заслугу Барклая, спасшего отступлением армию и Россию. Но тогда рассуждали иначе. С самого начала войны при дворе, в войске, в народе господствовало общее желание решительной битвы с ненавистным врагом. При таком всеобщем настроении, Барклай должен был хитрить. Несколько раз он останавливался в виду неприятеля, делал распоряжение к битве и, когда все было готово, вдруг приказывал отступать. Никто не мог постигнуть, куда ведет он храбрую русскую армию, жаждавшую боя, и для чего бережет ее. В народе и в войске стали даже подозревать его в измене. После потери Смоленска войска перестали даже приветствовать его криком «ура!».

Кутузов, победитель Наполеона.

При таком положении дел, Государь, вняв голосу народа, вверил главное начальство над армиею князю Михаилу Илларионовичу Голенищеву-Кутузову. При этом возвел его в фельдмаршалы.

Новый главнокомандующий, прибывши в армию и поздоровавшись с солдатами, как бы про себя сказал: «Ну, как можно отступать с такими молодцами!» В войсках пошли толки, что Кутузов приехал бить французов; рассказывали, что, когда он объезжал лагерь, над головой его взвился огромный орел, предвестник победы. Все с нетерпением ждали боя. Но на следующий день отдан был приказ отступать. На этот раз, однако ж, отступали недолго.

Бородино, 26 августа. На расстоянии около ста верст от Москвы, близ села Бородина, на месте, омываемом p. Москвою и Колочею, Кутузов остановился. Здесь он решился дать Наполеону битву, несмотря на то, что русских было 100 т., а французов – более 130 т. Битва назначена на 26-е августа.

Весь день 25 августа прошел в приготовлениях к битве. Русские готовились к ней, как к Суду Божьему. По полкам пронесен был образ Смоленской Божьей Матери. Тысячи благочестивых воинов падали перед ней на колени и усердно молились. Многие в этот день отказывались от своей порции водки. «Не к тому готовимся, – говорили они, – не такой завтра день».

При первых лучах восходящего солнца, 26 августа, началась «великая битва». Она происходила на пространстве «квадратной версты». Столкновение неприятелей было самое ожесточенное. Русские и французы не уступали друг другу в храбрости и самоотвержении. Враги бросали оружие, вступали в рукопашный бой, давили друг друга в объятиях и вместе падали мертвыми. Бывали минуты, когда залпы орудий сливались в один гул, подобный непрерывным раскатам грома; от этих залпов земля тряслась, небо помрачилось. Целые тысячи людей гибли в несколько мгновений. Ночь прекратила этот ужасный бой. Более 100 тыс. трупов покрыли Бородинское поле. Французы назвали это сражение «битвою генералов» по множеству выбывших из строя генералов. Русские лишились здесь, между прочим, Багратиона. На другой день Кутузов хотел возобновить битву. Но, по собранным ночью сведениям, оказалось, что мы лишились около половины армии. Хотя французы потерпели не меньший урон, однако ясно было, что продолжать битву нельзя. Кутузов отступил к Москве. Пользуясь этим, Наполеон провозгласил победу. Но он сам впоследствии говорил: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвою. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, a русские приобрели право называться непобедимыми».

Совет в Филях. В виду Москвы Кутузов остановился с намерением, по-видимому, дать другую решительную битву для спасения столицы. Но на Поклонной горе фельдмаршал, окруженный генералами, сел на скамейку и начал толковать о невыгодах местности, на которой приходилось сражаться. Вечером же, (1 сент.), в подмосковной деревне Филях, в крестьянской избе, созван был военный совет, который должен был решить участь Москвы. На этом совете были генералы: Барклай, Дохтуров, Раевский, Коновницын, Ермолов, Беннингсен, Уваров и Остерман-Толстой.

Главнокомандующий предложил на обсуждение вопрос: ожидать ли неприятеля в невыгодной позиции, или уступить ему Москву? Мнения разделились. Члены совета начали спорить. Кутузов прекратил споры, сказав: «С потерею Москвы еще не потеряна Россия, доколе сохранена будет армия. Приказываю отступать. Знаю, что вся ответственность падает на меня, но жертвую собою для блага отечества». По свидетельству очевидца, Кутузову дорого стоило решиться на подобную жертву. Он не спал всю ночь и несколько раз плакал.

По мере приближения неприятеля к Москве, многие жители спешили выбраться из нее. Важнейшие архивы, казенное имущество также были вывезены. Оставшиеся в столице граждане до последней минуты были убеждены, что Москва не будет уступлена без боя. 2-го сентября Москва, однако ж, опустела. Рано утром в этот день армия наша снялась с лагеря и потянулась по извилистым улицам Москвы. Солдаты сначала думали, что их ведут в обход на неприятеля. Но скоро дело разъяснилось. Они шли на рязанскую дорогу. Вслед за армией и жители двинулись вон из города.

Наполеон шел по следам русской армии. Когда он въехал на Поклонную гору и увидел расстилающуюся у ног его древнюю столицу русского царства, то воскликнул: «Наконец, вот он – этот знаменитый город!.. Теперь война кончена». У Драгомиловской заставы Наполеон сошел с коня и в ожидании встречи стал ходить взад и вперед. Уже не в первый раз приходилось ему въезжать победителем в чужие столичные города. Так он въезжал в Вену, столицу Австрии, в Берлин, столицу Пруссии и др. Там встречали его с торжеством, с мольбами о пощаде. Здесь же никто не выходил к нему на встречу. Он терял терпение, хмурился, глядел по сторонам, снимал и надевал перчатки, мял в руках носовой платок. Наконец, когда ему донесли, что Москва пуста, он не хотел верить и требовал депутации. Ему привели несколько иностранцев, которые подтвердили, что Москва оставлена жителями.

Едва Наполеон вступил в Москву, как начались пожары. Сначала французы думали, что они происходят от неосторожности, но скоро убедились, что город жгут сами русские. На другой день Москва была объята пламенем со всех сторон. Никакие усилия французов не в состоянии были остановить пожара. Внезапно поднялся сильный ветер, и пламя, подобно бурному потоку, устремилось из одной улицы в другую. Наполеон поместился, было, в Кремле; пожар заставил его на время выбраться отсюда в Петровский дворец. В течение нескольких дней продолжался пожар, и Москва превратилась в груду пепла и развалин. Более двух третей зданий ее были поглощены пламенем. Кремль, однако, уцелел.

Народная война. Весть о потере Москвы наполнила сердца русских местью к врагам. Император Александр первый постановил для себя священною обязанностью отомстить за оскорбленное отечество. «Не положу оружия, – говорил он, – доколе не отомщу». Мир для Наполеона теперь был невозможен более, нежели когда-нибудь. Александр, в ответ на донесение о занятии Москвы, сказал: «Если у меня не останется ни одного воина, я созову мое верное дворянство и добрых поселян, и сам буду предводительствовать ими. Истощив все усилия, я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели подпишу постыдные условия. Наполеон или я, я или он, но вместе мы царствовать не можем». Слова царя находили самый живой отголосок в народе. Со времени потери Москвы началась в полном разгаре народная война. Народонаселение местностей, где происходила война, ополчалось поголовно; даже дряхлые старики и слабые отроки вооружались на защиту отечества; нередко и женщины выходили на поиски за неприятелем. Россия превратилась в огромный военный стан. Французские отряды, отправляемые за фуражом, не могли быть безопасными на расстоянии нескольких верст от своих лагерей. Ожесточение народа против французов было тем сильнее, что последние ругались над иконами, превращали церкви в магазины, казармы и т.п.

Отступление французов. Во время пребывания в Москве, армия Наполеона весьма ослабела и расстроилась. Пожар Москвы, ожесточение народа почти совсем лишили ее средств продовольствия. Французы питались чем попало и гибли от болезней. В войске французов даже дисциплина совершенно ослабела.

Между тем русская армия с каждым днем усиливалась. Кутузов повернул с рязанской дороги на старую калужскую и расположился лагерем при Тарутине. Этим искусным движением он заслонил от неприятеля южные хлебородные губернии и поставил свою армию в весьма выгодное положение. Получая с разных сторон подкрепления и съестные припасы, он мог в то же время действовать во фланг неприятелю.

Наполеон, занимая Москву, надеялся склонить Александра к миру. Но тщетно заговаривал он о примирении. Ответа не было. Тщетно грозил он идти на Петербург. Угрозы не действовали. Прождав несколько недель, он, наконец, отправил к Кутузову одного генерала с форменным предложением мира. Фельдмаршал отвечал, что он уполномочен только вести войну, что ему запрещено даже произносить слово «мир». Впрочем, надеясь задержать еще несколько времени Наполеона в Москве, он обещал довести о предложении мира до сведения государя.

Но, вместо ответа о мирных переговорах, Наполеон получил неожиданную весть: часть русской армии, недалеко от тарутинского лагеря, напала на передовой отряд армии французской, разбила его и захватила много пушек. Переход русской армии от оборонительного образа действий к наступательному, сильно встревожил Наполеона. Он немедленно (6-го октября) распорядился о выступлении из Москвы. Сам Наполеон выехал из Кремля 7-го октября рано утром. В бессильной злобе на русских, Наполеон, оставляя Москву, приказал взорвать Кремль и сжечь уцелевшие от пожара хорошие здания, за исключением воспитательного дома. Варварское повеление его было исполнено маршалом Мортье. Ночью запылали кремлевский арсенал и другие здания. Последовал страшный взрыв; за ним еще шесть. Часть кремлевских стен взлетела на воздух; загорался дворец; но соборы уцелели.

Началось знаменитое отступление великой армии. Наполеон надеялся пробраться на Калугу и отступать местами, еще не разоренными войною. Но под Малоярославцем он встретился с русскими войсками. Завязался кровопролитный бой. Несколько раз Малоярославец переходил из рук в руки. Встретив упорное сопротивление, Наполеон должен был возвращаться по опустошенной смоленской дороге, за что Кутузов и получил прозвание Смоленского. Рядом с французскою армиею шла и русская. «Потушим кровью неприятельскою пожар Москвы», – говорил Кутузов, преследуя французов. Действительно, он оцепил их с боков и с тыла и постоянно беспокоил: разбивал отряды, отрезывал обозы, отбивал орудия. На реке Березине армии Наполеона готовилась окончательная гибель. Здесь, по плану самого императора Александра, должны были соединиться три отряда наших войск, над которыми адмирал Чичагов должен был принять начальство и преградить Наполеону путь к отступлению. Действительно, Чичагов вовремя прибыл на Березину. Французам, окруженным со всех сторон русскими войсками, грозила здесь неминуемая гибель. Сам Наполеон страшно боялся попасться в плен к нам. К довершению бедственного положения французов на Березине, вследствие оттепели, тронулся лед, и переправа через нее сделалась почти невозможною. Но хитрый Наполеон успел обмануть Чичагова; ложным движением он отвлек его от бродов, навел мосты и переправил свою армию. При всем том, он понес здесь большие потери. Березина была в полном смысле слова запружена трупами, орудиями, повозками и т.п. По показаниям очевидцев, у неприятеля после березинской переправы, оставалось не более 10 тысяч войска, способного носить оружие; прочие представляли нестройную толпу в самых разнообразных костюмах, в дамских капотах, в одеялах, рогожах и т.п. Морозы, достигшие после березинской переправы свыше 25°, довершили бедственное положение наших врагов. Они гибли тысячами и трупами своими устилали дорогу от Березины до Вильны. В конце ноября (23) Наполеон, недалеко от Вильны, бросил жалкие остатки своей великой армии и ускакал в Париж. По изгнании французов, Россия торжествовала, 25-го декабря, в день Рождества Христова, свое избавление «от нашествия галлов и с ними двадесяти язык». В память этого избавления, в Москве был построен великолепный  храм Спасителя. Кутузову же и Барклаю-де-Толли поставлены памятники в Петербурге, против Казанского собора.

Низвержение Наполеона с престола. Изгнав французов из России, Александр решился освободить и Европу от господства Наполеона. Поэтому он приказал Кутузову немедленно перейти с войском за границу, несмотря на зимнее время года. Мало того, Александр сам прибыл в армию и оставался при ней до низложения Наполеона.

Переходя на почву немецкую, Александр был уверен, что угнетенная Германия восстанет за свою независимость и соединится с ним против своих притеснителей. Но страх к Наполеону был так велик, что на первое время только один король прусский присоединил свои войска к русским. Между тем Наполеон с непостижимою быстротою успел вооружить новую огромную (до 300 тыс.) армию и, явившись в Германию, начал разбивать войска союзников. К тому же в это время умер престарелый князь Кутузов-Смоленский, на которого возлагались большие надежды. Перевес борьбы склонился на сторону союзников только тогда, когда к ним присоединились Австрия, Англия и Швеция. Последовал ряд битв, в которых союзники большею частью одерживали верх. Под Лейпцигом Наполеон проиграл большую битву, которая продолжалась три дня; билось полмиллиона войска разных народов, гремело 2000 пушек. Наполеон потерял до половины своей армии. После того он бежал во Францию набирать новое войско. Германия же была освобождена от ига французского. Союзники предложили Наполеону мир с условием, чтобы он довольствовался одною Франциею с границами до Рейна. Но он отверг эти предложения. Тогда союзники последовали за ним во Францию. Весною 1814 г. русские войска вместе с союзниками – пруссаками, австрийцами и др. подступили к столице Франции. «Здравствуй, батюшка-Париж! – говорили русские солдаты, – как расплатишься ты за матушку-Москву».

Когда союзники подступили к Парижу, вся защита его состояла в двух незначительных отрядах. Но окружавшие с востока и севера высоты служили ему довольно крепким оплотом. Утром 18 марта союзные войска, в числе которых большинство было русских, пошли на приступ. Александр потребовал сначала добровольной сдачи. Несмотря на очевидную невозможность отстоять Париж, французы, однако ж, отказались вступить в переговоры. Тогда предоставлено было решить дело оружию. Французы сражались с обычным мужеством. Но к вечеру они были сбиты на всех пунктах, на Париж наведено было более сотни русских пушек. Одно слово Александра – и Париж мог бы быть превращен в груду развалин. Но русский император мстил Наполеону, притеснителю царств и народов, а не Франции. Париж сдался, и на другой день Александр, вместе с королем прусским и австрийским генералом Шварценбергом, торжественно въехал в него и даровал Франции мир. Наполеон же был низвергнуть с престола и после того прожил еще около 6 лет в плену у англичан на острове Св. Елены.

Венский конгресс 1815 г. По низложении Наполеона, государи европейские собрались в Вену, чтобы устроить дела в Европе. На этом конгрессе должна была решиться судьба многих европейских государств, и здесь император Александр занимал первое место. Благодаря, главным образом, его великодушию все вопросы на конгрессе были порешены мирно и все народы были удовлетворены в своих желаниях. Поэтому справедливо тогда называли Александра I освободителем народов. Россия при этом, в вознаграждение за огромные пожертвования на защиту Европы, получила значительную часть Польши. Кроме того, еще несколько ранее при Александре I Россия приобрела от Швеции Финляндию, а от Турции Бессарабию.

Александр I, по низвержении Наполеона, везде был прославляем как Освободитель Европы. Когда же он возвратился в отечество, то здесь встречен был всеобщим восторгом. Синод, сенат и государственный совет просили его принять титул «Благословенного. Вместе с тем, при жизни его предполагалось поставить ему памятник в Петербурге. С христианским смирением государь отказался от этих почестей. Но вскоре по смерти в честь его воздвигнуть памятник против Зимнего дворца. Это так называемая Александровская колонна. История же оставила за ним титул «Благословенного».

Александр I скончался в 1825 г. Осенью этого года он отправился на юг России и во время путешествия простудился и в Таганроге кончил жизнь.

Император Николай I.

По смерти Александра вступил на престол брат его, Николай Павлович. Он посвящал все время своего царствования трудам и попечениям о благе подданных. В его царствование, подобно тому, как и при прежнем государе, открыто было много новых школ и равных учебных заведений, в которых дети всех сословий могли получать  образование. При нем обращено было также особенное внимание на улучшение финансов, на развитие торговли, промышленности и тому подобное.

Издание Свода законов. Но самым важным из внутренних дел было издание «Свода законов». Все почти государи, начиная с Петра I, хлопотали об этом, потому что законов было много и трудно было решать дела, пока они не были собраны вместе и расположены в порядке. Однако это великое дело удалось совершить только при Николае Павловиче. Государь возложил исполнение его на Сперанского. Михаил Михайлович Сперанский был весьма способный, образованный и трудолюбивый человек. По происхождению он был сын сельского священника Владимирской губернии, учился сначала в губернской семинарии, потом в Петербурге в главной семинарии, где приготовлялись учителя для духовных училищ. По окончании курса в этой семинарии, Сперанский был оставлен при ней профессором, но вскоре поступил на службу в сенат. Здесь в короткое время он приобрел известность делового чиновника, начал возвышаться и, наконец, сделался известен Александру Павловичу. Просвещенный государь, заметив в нем способности и обширное образование, приблизил его к себе. Сперанский сделался главным советником Александра I во всех почти делах. И много было сделано хорошего в это время. Но у Сперанского было много врагов и завистников, которые успели оклеветать его перед государем. Перед самым нашествием Наполеона в Россию, он внезапно был удален из Петербурга. Через девять лет Сперанский был возвращен, но уже не имел прежнего значения. Теперь он был членом государственного совета. Исполняя поручения Николая I, Сперанский с жаром принялся за составление Свода законов и через несколько лет успешно окончил (1833 г.) это трудное дело. На основании этого Свода законов большая часть дел решается и теперь. Высоко ценя заслуги Сперанского, Николай I сделал его графом и собственноручно возложил на него орден Св. Андрея Первозванного.

Паскевич-Эриванский. Но особенно император Николай I заботился о поддержании величия России и влияния ее на дела Европы. Поэтому он принужден был вести войны, которые еще более возвысили славу русского оружия.

Едва только Николай I вступил на престол, как должен был вести войну с Персиею. Еще при Павле I Грузия, зависевшая от Персии, присоединилась к России. При Александре I персидский шах силою оружия принужден был отказаться от своих притязаний на Грузию и другие мелкие закавказские владения. Но теперь он снова и совершенно неожиданно напал на эти земли и хотел отнять их у нас. Николай послал туда генерала Паскевича, который успешно кончил дело. Он разбил персидское войско, взял крепость Эривань, считавшуюся оплотом Персии, и двинулся к столице ее, Тегерану. Устрашенный шах поспешил заключить мир (1828 г.), по которому уплатил нам 20 милл. контрибуции и уступил ханства Эриванское и Нахичеванское. Паскевич за подвиги в той войне был возведен в графское достоинство с прозванием Эриванского.

Турецкая война. Во время войны с Персиею открылась также война с Турциею. Турки страшно угнетали подвластных им христиан, наших единоверцев, греков и славян. Русские государи часто ходатайствовали за них перед султанами. Но это мало помогало. Угнетения и преследования продолжались. Наконец, против турок восстали сербы. Долго они боролись со своими притеснителями и, благодаря поддержке России, успели приобрести некоторую долю свободы и независимости. Но все это было непрочно.

В конце царствования Александра I против турок восстали (1821 г.) также греки. Султан турецкий думал подавить это восстание варварскими мерами. Турки беспощадно истребляли греков и вообще христиан, совершенно ни в чем неповинных. В Константинополе и в разных других городах ежедневно совершались самые кровавые сцены. Казалась, все христианское население Турции было обречено на погибель. Сам патриарх константинопольский был схвачен турками в церкви, в день Св. Пасхи, и после жестоких истязаний, был распят вместе со многими другими высшими духовными лицами. Так продолжалось до кончины Александра I. Когда вступил на престол Николай I, геройская борьба греков побудила его принять участие в судьбе Греции. С ним соединились Англия и Франция. Союзники потребовали от султана, чтобы он прекратил варварскую войну в злосчастной Греции. Но султан и слышать не хотел ни о чем. Тогда решено было прекратить борьбу турок с греками силою оружия. Союзный флот России, Англии и Франции напал на турецкий флот, стоявший в Наваринской гавани, у южных берегов Греции. Несмотря на численное превосходство, турецкий флот в течение 4-х часов был истреблен в конец. Это, однако ж, не образумило султана. Считая главною виновницею всех бедствий Турции Россию, он вступил с нею в отдельную борьбу. Но где же было Турции тягаться с Россиею! Русские войска на всех пунктах разбивали турок и забирали у них крепости и города. В армию прибыл сам государь и лично распоряжался переправою ее через Дунай. Во время осады некоторых крепостей он даже подвергал жизнь свою опасности. Воодушевляемые присутствием императора, солдаты сражались с турками еще с большим самоотвержением. Наконец русские войска, под предводительством Дибича, перешли через Балканские горы, взяли Адрианополь, вторую столицу турецкой империи, и уже приближались к самому Константинополю. Тогда султан, опасаясь за самое существование Турции, стал молить о пощаде. В 1829 г. в Адрианополе и был заключен мир, по которому Россия приобрела некоторые владения на восточном берегу Черного моря. Кроме того, по этому же миру греки получили свободу, равно также и сербам предоставлено было полное внутреннее самоуправление. Таким образом, благодаря России, в царствование Николая I образовалось независимое Греческое государство и упрочено независимое существование Сербского княжества.

Говоря о подвигах русского оружия в царствование Николая I, нельзя не упомянуть о венгерском походе. Венгерцы, подданные австрийского императора, в 1848 г. восстали с целью отделиться от Австрии и образовать отдельное королевство. Они вооружили огромную армию (до 200.000) и вступили в борьбу с Австриею. Император австрийский, не могши сам справиться с ними, обратился с просьбою о помощи к нашему государю. Николай I отправил против венгерцев большую армию и через два месяца они были усмирены. Австрия была спасена.

КРЫМСКАЯ ВОЙНА

Победа при Синопе. Могущество России сильно беспокоило западные европейские державы и особенно Францию. В 1852 году императором французов сделался Наполеон III, племянник Наполеона I. Он из всех сил стал хлопотать, как бы ослабить Россию, или, по крайней мере, нанести ей вред. В этом ему усердно стала помогать Англия. Вдвоем они начали убеждать Турцию, чтобы она напала на Россию...

…[Далее в книге отсутствуют 4 страницы]…

Александр II, Царь-освободитель.

Император Александр решился продолжать крымскую войну. На место Меньшикова, который по расстроенному здоровью просил увольнения, он назначил нового главнокомандующего, князя Горчакова; кроме того, собрано было народное ополчение, произведены были новые рекрутские наборы. Но и союзники запаслись также новыми силами. Число их под Севастополем возросло почти до 200 т. Наполеон прислал также сюда нового главнокомандующего, маршала Пелисье, человека решительного. При нем осадные работы союзников поведены были еще с большей энергией. Враги стали также чаще и ожесточеннее бомбардировать Севастополь. Адский огонь из их орудий могли выдерживать только закаленные севастопольцы.

После бомбардировали, союзники иногда выходили из-за своих укреплений и бросалась на штурм, чтобы разом взять крепость и покончить эту утомительную осаду. Но всякий раз они встречали самый дружный и мужественный отпор и тогда опять принимались за бомбардирование. Уже около миллиона бомб и ядер выпустили союзники на многострадальный Севастополь, пожертвовали десятками тысяч людей, миллионами денег, а он все стоял, как грозное привидение.

Но есть невозможное и для героев. Союзники, пользуясь превосходством сил, подводили свои укрепления все ближе и ближе к нашим и, наконец, подошли к ним не более, как на 12 сажен расстояния. Тогда они открыли по Севастополю усиленное бомбардирование, которое не прекращалось целых три недели. При этом главное внимание их было обращено на укрепления наши, находившиеся на Малаховом кургане. Это было самое высокое место, составляющее ключ к Севастополю. С занятием его союзниками оборона становилась для нас невозможною. Понятно, что завладеть этим укреплением составляло для них заветную мечту. Поэтому Малахов курган давно сделался пунктом, на который неприятель всего более посылал выстрелов. Теперь же бомбы падали сюда целыми десятками вдруг; они разбрасывали и коверкали здесь все, что попадалось на пути, врезывались в землю и столбами подымали ее кверху, разбивали батареи, засыпали рвы и т. п. После такого страшного бомбардирования, союзники 27 августа двинулись со всеми своими силами на наши укрепления, главным же образом, на Малахов курган. Отбитые на всех пунктах, они, однако ж, успели овладеть Малаховскими укреплениями. Тогда решено было оставить южную часть Севастополя и перейти на северную. Неприятель до такой степени был утомлен штурмом, что не в состоянии был преследовать нас. Таким образом, переправа совершилась благополучно. Между тем оставшиеся здания в южной части Севастополя были подожжены, укрепления взорваны на воздух, и врагам достались одни груды камней, пепла и мусора. Так кончилась достославная оборона Севастополя. Никогда, быть может, но проявлялась в такой степени могучая сила русского войска. Его стойкость, самоотвержение, презрение опасностей возбуждали удивление в самих врагах. За тот месяц службы в Севастополе велено было считать за год.

С переходом наших войск на северную сторону Севастополя, союзники не предпринимали ничего решительного. Между тем в Азии наши войска, под предводительством Муравьева, взяли сильную турецкую крепость Карс. Тогда враждующие стороны склонились к примирению. В марте 1856 года в Париже был заключен мир, по которому мы хотя и должны были уступить часть Бессарабии, но права православных христиан на Востоке были восстановлены.

Покорение Кавказа. После того, как к России присоединились Грузия и другие мелкие закавказские владения, неминуемо должны были быть покорены нами и те дикие племена, которые жили в Кавказских горах. В противном случае обладание Грузиею не могло быть прочно и спокойно. И вот с этих пор началась постоянная борьба на Кавказе, продолжавшаяся 60 лет слишком. Она кончилась только с покорением Кавказа, при Императоре Александре II.

Трудна была война на Кавказе. Кавказ – это неприступная крепость, созданная самою природою. С одной стороны – непроходимые пропасти и трущобы, с другой – горы, уходящие за облака, и отвесные утесы, – представляли для русской армии неодолимые преграды. Но кроме этого Кавказ занят был дикими горными племенами магометанской веры, которые, чувствуя опасность со стороны России, соединились вместе и готовы были лучше погибнуть, нежели покориться. Особенно трудною борьба с кавказскими горцами сделалась с того времени, как предводителем их стал Шамиль. Это был человек с железною волею и обладавший уменьем господствовать над дикими племенами. Он превратил их в военную машину, направленную против русских. Сверх того Шамиль построил отличные крепости, укрепил и без того недоступные горы, завел пороховые и литейные заводы и т.п. Он, можно сказать, образовал на Кавказских горах новое царство. Горцы признали даже сына его наследником престола. Но, несмотря на все это, приближался конец трудной борьбы русских с кавказскими горцами. После крымской войны главнокомандующим на Кавказе назначен был князь Барятинский, приготовленный к этому званию долгой, деятельной службой там. С назначением его борьба сделалась решительною. Наши войска начали проникать в горы, доселе неизвестные и считавшиеся недоступными, прокладывать там дороги, строить укрепления. Тщетно Шамиль старался остановить движение их вовнутрь Кавказа. Всюду разбиваемый и теснимый, он, наконец, заключился в крепости на неприступной горе Гунибе. Здесь русские войска окружили его и скоро заставили сдаться. Сидя на камне в березовой роще, князь Барятинский принял (25 авг. 1859 г.) пленного Шамиля и немедленно отправил его в Петербург. С взятием Шамиля покорена была вся восточная часть Кавказа.

Через пять лет (1864 г.), при новом кавказском наместнике, великом князе Михаиле Николаевиче, окончено было покорение и Западного Кавказа.

Занятие Туркестана. Вслед за покорением Кавказа наши владения расширились в Средней Азии по реке Сыр-Дарье, впадающей в Аральское море. Здесь издавна существовали три враждебные нам царств – Кокан, Бухара и Хива. Постоянные набеги диких племен, живших здесь, на наши пограничные владения, нападения их на наши торговые караваны, грабежи, захваты в плен русских людей – давно уже озабочивали наше правительство. Теперь решено было положить конец этим хищническим набегам. С 1864 года наши войска начали забирать здесь один город за другим. Из них особенно замечательны Туркестан, Ташкент и Самарканд, бывший некогда столицею царства грозного Тамерлана. Тогда хан коканский и эмир бухарский смирились и изъявили полную покорность Русскому Царю. Им дарован мир. Но завоеванные города присоединены к России и из них образовано (1867 г.) новое генерал-губернаторство – Туркестанское.

Взятие Хивы, 1873 г. Третье ханство, Хивинское, расположено по реке Аму-Дарье, впадающей также в Аральское море, посреди безводных и песчаных степей, ни для кого недоступное. Пользуясь этою недоступностью, хивинцы безнаказанно нападали за наши караваны, грабили их, уводили в плен наших торговых и промышленных людей. Особенно вредными и невыносимыми сделались эти разбойничьи набеги хивинцев теперь, когда наши владения в Средней Азии расширились, и, вследствие этого, там оживилась торговля и промышленная деятельность. Правительство наше требовало, чтобы хивинцы прекратили свои разбойничьи нападения и выдали пленников русским. Но хан не исполнил справедливых требований наших. Тогда решено было покончить с этим разбойничьим царством. Весною 1874 года русские войска двинулись на Хиву тремя отрядами, под главным начальством генерала Кауфмана. Но им пришлось преодолевать невероятные лишения и трудности, поставляемые природою на тысячеверстных пространствах. То по глубоким снегам, то по сыпучим пескам под 45-градусным зноем, они шли более трех месяцев. К тому же неприятель всячески старался вредить им и заградить путь к Хиве. Однако все попытки неприятеля были отражены, все преграды и трудности преодолены. В начале мая русские войска достигли пределов. Хивинского царства и в три недели покорили его; несколько городов взято с боя, другие сдались так; 29-го мая пала столица ханства – Хива. Русские войска покрыли себя новою славою, которой мало найдется примеров в истории.

После взятия Хивы хан хивинский бежал, было, в степи, но потом вернулся и изъявил полную покорность Русскому Царю. Вследствие этого он восстановлен на престоле. Но часть хивинских владений присоединена к России. Кроме того, хан признал зависимость Хивы от России, обязался уплатить за издержки значительную контрибуцию и дозволил русским купцам свободно торговать у себя.

С тех пор у среднеазиатских варваров еще более укрепилось убеждение, что «укрючина у Белого Царя очень длинна – достанет везде».

РУССКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА 1877-78 гг.

Причины войны. Последнюю войну с турками мы начали также из-за единоверных нам братьев-славян. Несмотря на многократные обещания и даже обязательства не притеснять подвластных им православных христиан, турки продолжали угнетать их. Летом 1875 г. славяне, живущие в Герцеговине и Боснии – землях, подчиненных турецкому султану, не могши дольше выносить турецкого гнета, взялись за оружие и восстали против своих вековых притеснителей. Как ни ничтожно было вначале число восставших славян, но турки не в состоянии были усмирить их. Вследствие этого восстание все более и более разгоралось. Наконец оно стало обнаруживаться и в других славянских землях, подвластных Турции. Не могши подавить восстания силою оружия, турки стали вымещать свою злобу на безоружном мирном населении славян. Началась резня женщин, детей, стариков. Целые селения и города в славянских землях были разграблены, опустошены или истреблены огнем. Особенно пострадала от зверства и неистовства турок беззащитная Болгария, откуда мы, при введении у нас христианской веры, получили священные и церковные книги на славянском языке. Тогда во всей Европе  раздался вопль негодования на турецкое правительство, допустившее такие варварства. Чтобы положить конец этому беспощадному истреблению христиан-славян, главные европейские государи потребовали от Турции, чтобы она прекратила свои злодейства и установила у подвластных ей христиан такие порядки, при которых они могли бы жить спокойно и безопасно. Но только одна Россия искренно желала улучшения невыносимого положения своих братьев-славян. Прочие же государства приступили к этому делу более для очистки совести, а Англия даже почти явно держала сторону турок. Поэтому вмешательство главных европейских держав в борьбу славян с турками не привело ни к чему. Между тем, летом 1876 г. на помощь восставшим славянам выступили соседние с ними славянские государства – Черногория и Сербия. К этому времени турки, однако ж, настолько уже успели собраться с силами, что в состоянии были вести борьбу и с этими новыми врагами своими. Правда, воинственные черногорцы нанесли турецкой армии такие поражения, что слава об этом храбром народе прогремела по всему свету. Но сербы до такой степени стеснены были турками, что должны были обратиться с просьбою о помощи к русскому царю, как к единственному своему защитнику и покровителю. Тогда император Александр II потребовал от турецкого султана немедленного прекращения военных действий. Мощное слово Русского Царя разом остановило кровавую борьбу сильного со слабым. Турки тотчас же заключили с сербами перемирие. Это было осенью 1876 г. Вся следующая зима и часть весны прошли опять в переговорах об улучшении быта славян в Турции. Но дело и теперь ничем не кончилось. Поэтому Россия вынуждена была прибегнуть к силе оружия против упорства турок.

Первые наши успехи. Еще во время переговоров об улучшении быта христиан русские войска были придвинуты к турецким границам. Главнокомандующими их были назначены: на Дунае – великий князь Николай Николаевич, а в Азии – великий князь Михаил Николаевич. Ко времени объявления войны в дунайскую армию прибыл и сам государь император. Здесь 12-го апреля 1877 г. и издан был манифест о войне. Государь оставался при армии до тех пор, пока борьба не склонилась явно в нашу пользу. При этом наследник цесаревич принял начальство над целым отрядом дунайской армии. Прочие члены царского дома также почти все приняли участие в этой войне, жертвуя жизнью для блага России. И один из них, князь Сергей Максимилианович, действительно положил жизнь свою за отечество.

В начале войны турки по-прежнему всюду были разбиваемы. Наши войска брали у них один город за другим, как в европейской Турции, так и в Азии. Скоро передовой отряд наш, под командою храброго генерала Гурко, перешел даже Балканы и занял главный так называемый Шипкинский проход чрез эти горы, выбивши оттуда турок.

Осада и взятие Плевны. Но за первыми блистательными нашими успехами на некоторое время последовали неудачи. Самою важною из них, было нападение на Плевну. Плевна небольшой болгарский городок. Мы надеялись легко овладеть им, и в начале июля (8-го) небольшой отряд наших войск атаковал его. Но оказалось, что турки уже успели занять его большим войском под начальством лучшего из своих полководцев, Османа-паши, и сверх того сильно укрепились здесь. Поэтому попытки наши взять штурмом этот укрепленный лагерь кончились неудачно, несмотря на геройство и самоотвержение молодого генерала Скобелева. После того решено было повести правильную осаду Плевны. Общее руководительство осадными работами поручено было знаменитому инженеру Тотлебену, прославившемуся еще во время осады Севастополя. Между тем сюда прибывали все новые и свежие наши войска. Тогда открылся целый ряд блистательных дел, которые довели турок до отчаянного положения. Мы отнимали у них одно укрепление за другим; наконец, совершенно заперли их в Плевне и начали томить голодом; им оставалось только два выхода – или сдаться или пробиться силою. Действительно, в конце октября Осману предложено было сдаться, но он отказался, надеясь, что каким-нибудь образом ему удастся еще спастись. Однако, менее, нежели через месяц, все его надежды рушились. 28 ноября Плевна пала. Утром в этот день Осман-паша бросился, было, на пролом, но через несколько часов кровопролитного боя, во время которого он ранен был в ногу, сдался на капитуляцию с всею армиею, числом более чем в 40 тыс. человек. Больной, опираясь одною рукою на плечо своего доктора, с другой стороны поддерживаемый адъютантом, Осман-паша был представлен государю императору, который великодушно возвратил ему саблю.

Падение Карса. Но еще ранее падения Плевны Россия была обрадована победами в Азии. Стянувшись и получив подкрепления, войска наши, со второй половины сентября, снова открыли здесь наступательные действия против турок и начали выбивать из укрепленных мест, занятых ими. В начале (3) октября, под предводительством генерала Лорис-Меликова сделано было нападение на главные турецкие силы при Авлиаре. Оно кончилось полным разгромом турок: более 15 тысяч взято их в плен, в том числе 7 пашей и множество офицеров; сам главнокомандующий турецкий Мухтар-паша едва успел бежать в Карс. Но через месяц пали и прочные твердыни Карса. «Взятие Карса, – пишет один англичанин, – было одно из величайших и важнейших военных дел, когда-либо предпринятых». Эта крепость не только обладает естественной защитой, но сверх того имеет цитадель и девять фортов, сооруженных искусными английскими и прусскими инженерами, и вооружена более чем тремястами пушек. Гарнизон этой крепости состоял из 25 тысяч человек, однако и наших войск было не более 30 тысяч. Штурм начался 5 ноября в 8 часов вечера. Всем ходом боя руководил сам начальник действующего отряда, генерал Лорис-Меликов. Турки, заметив наступление, открыли страшный огонь. Вокруг всей линии укреплений образовался огненный пояс, местами из нескольких полос. Наши колонны шли молча, потом вдруг наполнили собой рвы, окружающие крепость, и полезли на четырехсаженные валы; штурмовых лестниц не было выше трех сажен; солдаты хватались один за другого, становились один другому на плечи и, упираясь штыками в насыпи, взбирались на гребни валов. Тогда пушечный огонь стал умолкать и начался рукопашный бой. Форты, или укрепления стали переходить в наши руки. Но бой кипел всю ночь. Только в 10 часов утра 6 ноября Карс был окончательно взят. При этом взято было в плен до 17 тыс. турок, и нам достались в добычу все пушки.

Великий князь, главнокомандующий кавказской армией, и генерал Лорис-Меликов торжественно въехали в крепость Карс. Представители города встретили их с хлебом-солью и с униженными поклонами.

Победоносное шествие русских к Константинополю. После падения Карса и взятия Плевны нам можно было уже вполне рассчитывать на благоприятное окончание войны. Действительно, дальнейший ход военных действий в Европейской Турции представляет, можно сказать, победоносное шествие наших войск к Константинополю. Тотчас же после взятия Плевны, главные войска наши, несмотря на суровое зимнее время, двинуты были к Шипкинскому перевалу, который в течение пяти месяцев достославно обороняем был небольшим нашим отрядом от целой турецкой армии тысяч в 30 с лишком. Через месяц армия эта была атакована (28 дек.) нашими войсками под предводительством генерала Радецкого у г. Казанлыка и после упорного боя сдалась на капитуляцию.

Но при переходе через Балканы, кроме борьбы с неприятелем, нашим войскам пришлось вести борьбу еще с природою и преодолевать такие препятствия, которые превосходят даже трудности Суворовского перехода через Альпы. Суворов совершил свой переход осенью. Теперь же была суровая зима. На вершинах Балкан, или на скалах, через которые нужно было переходить нашим войскам, мороз доходил иногда до 30 и более градусов, воздух, скованный стужею, был так разрежен, что у некоторых людей кровь показывалась из ушей и из носу и шла горлом. Притом нередко здесь свирепствовал такой бурный ветер, что солдаты пробирались на четвереньках, чтобы не быть сброшенными с крутых обрывов в глубокий овраг, где ожидала неминуемая смерть; часто они следовали к назначенным им местам кучками, держась друг за друга – и горе тому, кто оторвется от своих сотоварищей! Бывали же и такие случаи, что небольшой отряд солдат, занимавших пост, весь сносился ветром в пропасть. Иногда же на горах поднималась такая вьюга, что стоило солдатам приостановиться хотя бы на несколько минут, и они исчезали из виду, а в течете часа шалашики, в которых укрывались солдаты, совершенно заносились снегом, приходилось откапывать их оттуда. Случалось, что солдаты, назначенные на пост, из-за страшной вьюги, всю ночь блуждали около него и все-таки не могли попасть туда. «Когда я припомню,– говорит один англичанин, очевидец перехода русских через Балканы, – Те 30 часов, которые были проведены нами в горах под открытым небом и почти без пищи, так как моя вьючная лошадь отстала вместе с многими другими, то передо мною возникает столько трогательных подробностей, что время это представляется мне каким-то странным сном, и не верится, что то была действительность». «История этого горного похода, – продолжает он, – заключает в себе больше примеров самоотвержения и больше сцен, хватающих за сердце, чем история многих больших сражений». И главное, все это выносили русские с невероятным трепетом, начиная от генерала до простого солдата. Бывало, что часовые замерзали на своих постах, но не сходили с них, а вместо людей, снесенных с постов в пропасть, очередные становились безропотно, хотя им угрожала такая же участь. Конечно, только при таком самоотвержении и при такой невероятной выносливости русских и можно было так быстро и счастливо совершить переход через Балканы. «Здесь-то, – говорит другой беспристрастный очевидец трудностей перехода через Балканы, – здесь-то впервые научился я уважать русского солдата; здесь я убедился, что он, и только он один, способен исполнить невозможное, творить чудеса».

Разгромив Шипкинскую турецкую армию и завладев совершенно Балканами, мы уже беспрепятственно шли вперед, забирая один город за другим и отражая турецкие отряды, осмеливавшиеся делать на нас нападения или преграждать нам путь. Турки уступили нам (8 января) без боя даже Андрианополь, вторую столицу своей империи, а вскоре передовые отряды наши появились и в окрестностях Константинополя.

Еще после разгрома турецкой армии у Казанлыка султан прислал к нашему Августейшему Главнокомандующему просить мира. Но пока шли переговоры, войска наши двигались все вперед. Наконец в местечке Сан-Стефано, верстах в десяти от Константинополя, 19 февраля 1878 года, заключен был мирный договор, который весь почти был подтвержден на конгрессе в Берлине. По этим договорам Турция обязалась прочно обеспечить положение подвластных ей христиан и согласилась даже, чтобы болгары, живущие к северу от Балкан, образовали особое княжество, хотя и в зависимости от султана. России же, в вознаграждение за убытки, причиненные войною, возвращена Бессарабия и кроме того уступлены в Азии порт Батум и крепость Карс.

РЕФОРМЫ АЛЕКСАНДРА II.

Освобождение крестьян 19-го февраля 1861 г.

Царствование императора Александра II еще более замечательно разными внутренними делами. Самое важное из них было освобождение крестьян.

Первоначально крестьяне на Руси были люди свободные и полноправные. Они могли иметь свою землю и всякого рода движимую и недвижимую собственность, могли свободно переходить в другие высшие сословия, в дружину князей, в духовные. Так, патриарх Никон был из крестьян. Чтобы лучше и безопаснее жить, крестьяне составляли общины и сами выбирали из среды себя старост, голов, сотских, которые распределяли между ними подати и налоги, производили суд и расправу в их крестьянских делах. Но большая часть была таких крестьян, которые не имели своей земли, а селились на землях других владельцев и обрабатывали их, платя хозяину известный процент по договору. Впрочем, и эти крестьяне были также люди свободные и управлялись своими выборными старостами; мало того, если им не нравилось почему-нибудь жить у одного помещика, они могли свободно переходить к другому. Обыкновенно переход этот совершался осенью, по окончании полевых работ, около Юрьева дня. Так продолжалось до конца 16-го столетия. Но около 1590 года Борис Годунов издал указ, чтобы крестьяне не переходили от одного поимщика к другому, а жили бы на тех землях, на которых застанет их указ. С тех пор крестьяне были прикреплены к земле и мало-помалу сделались крепостными помещиков или господ.

Давно русские государи заботились об улучшении положения крестьян. Император Николай Павлович думал даже сделать их вольными по всей России. Но слава освобождения крепостных крестьян принадлежит Александру II. 19-го февраля 1861 года он издал манифест, по которому около 20 миллионов крепостных людей были признаны свободными. Манифест заканчивался следующими словами: «Осени себя крестным знаменем, православный народ, и призови Божье благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного». За такое великое дело народ назвал благодушного Царя Освободителем России, а в первые дни после обнародования манифеста, освобожденные крестьяне не иначе встречали государя на улицах Петербурга, как криками «ура!», подносили ему благодарственные адреса и хлеб-соль.

Вместе с обнародованием манифеста издано было положение об устройстве быта крестьян. Крестьяне наделены были усадебною землею и известным количеством пахотной земли. Для управления своими делами, касающимися хозяйства, суда и тому подобного, крестьяне составили сельские общества, а из соединения нескольких обществ образовались волости. Ближайшее заведывание долями в селах и деревнях предоставлено сельскому сходу и старостам, а в волостях – волостному сходу, волостному старшине и волостному суду.

Вскоре после освобождения крестьян почти совершенно отменены были также и телесные наказания (17-го апреля 1864 г.) для них.

Земства. В 1864 году Царь-Освободитель даровал своим подданным новое благодеяние. Жители сел и городов получили право собираться и выбирать из среды своей, по большинству голосов, так называемых гласных, из которых в уездных городах составляются ежегодно на некоторое время уездные земские собрания. На этих собраниях гласные обсуждают и решают все дела, касающиеся польз и нужд уезда, как-то повинностей, школ, торговли, путей сообщения и тому подобное. Потом гласные уездных земских собраний выбирают из среды себя трех членов, из которых и образуются на три года уездные земские управы. Управы эти и приводят в исполнение решения земских собраний. Кроме того, из гласных уездных земств выбираются гласные для губернских земских собраний, где обсуждаются и решаются дела, касающиеся уже всей губернии, а для приведения в исполнение этих решений выбираются члены, из которых образуются губернские земские управы. Но не все могут участвовать в таких делах; для этого нужно иметь не менее 25 лет, кроме того, владеть количеством земли от 200 до 880 десятин, смотря по местности, или другою какою-либо собственности, которая приблизительно равнялась бы ценности земли.

Новые суды. В том же 1864 году изданы были новые судебные уставы, с тем, чтобы водворить в России «суд скорый, правый, милостивый и равный для всех». Вслед затем стали открывать постепенно в разных губерниях мировые суды, окружные суды и другие. В них дела разбираются гласно; каждый может прийти слушать их. В мировых судах решаются дела не важные: например, иски, не превышающее 500 руб. сереб., воровство, личные обиды и оскорбления; в окружных же ведаются дела более крупные: иски свыше 500 рублей сереб., грабеж, убийство и тому подобные. Когда разбираются такие важные, или уголовные преступления, то здесь решение зависит уже не от судей, а для этого из жителей той местности, где совершается суд, выбираются двенадцать человек присяжных заседателей, которые, выслушав внимательно весь ход дела, и произносят, виновен ли тот, кого обвиняют в преступлении, или не виновен. Если они скажут, не виновен, то обвиняемый признается по суду оправданным, а если скажут, виновен, то суд, на основании закона, налагает на преступника наказание.

Воинская повинность. Первого января 1874 года издан был манифест, которым произведена была новая великая реформа в нашем отечестве. До сих пор воинская повинность возлагалась на сословия мещан и крестьян, и значительная часть русских подданных изъята была от этой обязанности. Теперь же в России введена была всеобщая воинская повинность. Каждый мужчина – крестьянин ли, купец ли, дворянин ли он, – достигши 21 года, вынимает жребий и, смотря по тому, или поступает в военную службу, или освобождается от нее навсегда. Денежный выкуп или замена охотником, как было прежде, теперь уже не допускаются, а каждый, на кого пал жребий, обязан сам прослужить в действительной службе шесть лет. Срок этой службы сокращается только для тех, которые учатся. И чем кто учится больше, больше образован, тем срок службы для него назначается  меньший. Новый закон придает такое значение образованию в этом случае, что даже за простую грамотность, получаемую в народных школах, сокращается срок действия службы с шести лет на четыре; для тех которые получают высшее образование – в университете, академии или в другом каком-либо высшем учебном заведении – срок этот сокращается до года.

Народное образование. Царствование императора Александра II замечательно также в отношении развития народного образования. Не говоря о гимназиях и других учебных заведениях, никогда не было открываемо столько народных школ, как после освобождения крестьян. В настоящее время таких школ существует в России уже около ста тысяч. Народное образование сделалось предметом особенного покровительства лиц Царского Дома.

В содержании народных школ принимаюсь также живое участие земства, городские и сельские общества, духовенство и даже частные лица.

Но, кроме этих великих реформ, в царствование императора Александра II совершено много других весьма важных дел. Так проведено было более 25 тысяч верст железных дорог, учреждено много банков, отменены винные откупа и т.д.

Вообще в царствование Александра II обращено было благодетельное внимание на все стороны народной жизни. Но к великой горести всего народа, Царь-Освободитель 1-го марта 1881 года кончил жизнь мученическою смертью.

Памятник тысячелетия. В царствование Александра II в 1862 году совершилось тысячелетие России, то есть, прошла тысяча лет с тех пор, как основано было Русское Государство. По этому случаю в Новгороде, где зачалась русская земля, торжественно открыт был памятник тысячелетия России (рисунок которого находится на заглавном листе этой книги). На вершине этого памятника мы видим ангела с крестом, что означает православную Веру. Перед ангелом в наклоненном положении находится женщина со щитом, на котором изображен орел. Это означает Россию, которая, будучи просвещена православною христианскою верою, всегда непоколебимо держалась и держится ее, в ней находит свою крепость и силу. Круглый шар, на котором утверждены эти фигуры, изображает Русскую Державу. Вокруг же этого шара, а равно также и на нижней части памятника, помещены фигуры тех лиц, которые прославили и возвысили Россию своими великими делами и подвигами в течение тысячелетнего ее существования.

Император Александр III.

По смерти Александра II на престол вступил сын его, Александр III. Свое царствование он посвятил всецело заботам о благе народном; улучшил финансы, положение быта крестьян-землевладельцев и фабричных рабочих и дал возможность безземельным крестьянам переселяться на восточные и южные окраины Империи (Сибирь, Туркестан и Кавказ). Для большего заселения и вообще для увеличения благосостояния Сибири при нем была начата постройка Сибирской железной дороги.

В отношении народного образования особенного внимания заслуживают Высочайше утвержденные (1884 г.) правила о церковно-приходских школах, в силу которых повсеместно стали открываться народные школы, находящаяся в ведении духовенства. Но главная забота Александра III состояла в охранении общего мира для упрочения могущества и благоденствия России. Он всегда избегал войны, да и другим государствам советовал не воевать между собою, чем и заслужил редкую в истории славу Царя-Миротворца.

К несчастью, царствование Александра III было кратковременно. 20 октября 1894 г. Император скончался, оплакиваемый всей Россией.

На престол вступил старший сын его, ныне благополучно царствующий Государь Император Николай Александрович.

14 ноября 1894 г. Государь Император вступил в брак с дочерью Великого Герцога Гессенского, принцессой Алисой, принявшей при миропомазании имя Александры Феодоровны.

Целью всего царствования он поставил, как сказано в Высочайшем Манифесте, мирное преуспеяние, могущество и славу России.

Император Николай II.

В 1896 году, 14 мая, в Москве, в Успенском соборе, совершилось торжественное коронование Императора Николая II и Императрицы Александры Феодоровны.

Хронологическая таблица.