«Академия русской символики «МАРС»
«Академия русской символики «МАРС»
Региональная общественная организация


СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫЕ ПРОЕКТЫ / ВЕЛИКАЯ ВОЙНА

[В оглавление раздела]

Великая война в зарисовках и карикатурах

ПОЗОР ЖЕЛУДКОВ

Гастрономическая статья Арк. Бухова

Может быть это очень непатриотично, но до последнего времени между мной и немцами все еще не порывалась одна тонкая, туго натянутая нить: это была немецкая кухня.

Если бы наши дипломатические отношения к союзникам преступили бы порог оборонительных и наступательных соглашений и превратились бы в тесный кулинарный союз, я, наверное, не ждал бы победы с тем нетерпением, с каким я жду ее теперь.

На одном званном обеде меня покормили французским салатом, после которого я потерял трудоспособность на восемь дней. У англичан я ел один пудинг, в котором были смешаны простые телячьи мозги и хорошо приготовленное варенье. Этих двух несложных фактов достаточно для того, чтобы объяснить мои резко выраженные симпатии к кухне немецкой, с ее сдобными булками, начиненными кремом, ее мясными блюдами, уносящим знатока в Нирвану, и свининой, убивающей самый острый пессимизм и пробуждающей в человеке радость жизни.

Поэтому-то, когда я по последним газетам увидел, какая жестокая, коренная и резкая перемена происходит в роскошной немецкой кухне, сердце у меня болезненно сжалось, застонала чуткая душа и я понял, что тонкая нить, связывавшая меня с целым народом, навеки бесповоротно оборвалась.

* * *

Сначала в немецкую кухню стал просто вводиться нежелательный элемент. В моих глазах он казался развязным квартирантом, снявшим одну комнату, а фактически спящим в хозяйской столовой и положившим пьяного товарища в хозяйскую спальню.

– Приготовьте, Эмма, сегодня на первое, – заказывали немецкие хозяйки, – суп из картофеля, жареное из картофеля и сладкое. Можно из него же. Потом кофе. Тоже из картофеля.

Это мне уже начинало не нравиться.

Тем более, что и ликер к кофе по теории вероятности тоже должен быть по экономической симметрии из картофеля.

– Странно, – думал я, – неужели можно доставить себе удовольствие битыми сливками из картофеля? Неужели же можно себе представить человека с хорошим аппетитом и в хорошем настроении, который после картофельного обеда курит картофельную сигару, пьет картофельный прохладительный напиток и думает о картофельном печенье к чаю...

Это было настолько тяжело, что я невольно начал примиряться с французскими салатами, к которым конечно нужна привычка и крепкий организм.… Но ведь они подаются к мясу, которое можно съесть, а салат выбросить...

* * *

Каждая газета, прочитываемая утром, добивала меня, как большой и тяжелый камень, пущенный умелой и опытной рукой.

– Военный стол..., – проносилось у меня в мозгу. Собственно, если понимать это в буквальном смысле слова, это должно обозначать суп из картечи с пороховой подбивкой, шрапнельный стакан-фри под сметаной или рагу из молодого пироксилина с салатом из проволочной загороди.... На сладкое в этом случае приличие требует подавать какой-нибудь шанцевый инструмент или аппетитный обломок тяжелого орудия...

Твердая логика и здравый смысл, не покидавшие меня в самые тяжелые минуты, подсказали мне, что это меню, быть может, и несколько преувеличено в смысле его последовательности по отношению к военной действительности.

Военный стол рисовался мне и в другом виде.

– На первое, – говорили хозяйки, – мы подадим второе, а так как второго нет, то можно его заменить третьим. Впрочем, какой же дурак будет есть одно сладкое... После этого ели хлеб с картофельной мукой и думали о возможности полного разгрома союзных армий. Этот способ питания нельзя было сравнить даже с вегетарианской кухней. По степени его полезности он был вне конкуренции. Оставляя в стороне его питательность, можно смело сказать, что он совершенно не обременял желудок излишней работой, предоставив этой части человеческого организма полную свободу и самостоятельность. Правда, желудки ленились, привыкали к безделью и паразитирующей жизни, но это было гуманно...

* * *

Вильгельм: «Я хочу домик…»
Франц-Иосиф: «А я звездочку!»

Наконец настало время суррогатов, окончательно добивших в моих глазах немецкую кухню.

Первое время в суррогаты входили исключительно съедобные элементы. Газеты, выходящие в Берлине, писали: «Мы нашли способ, как из крахмала, картофельной муки и горсточки пшена приготовить вкусного гуся (по желанию – поросенка). Из обозначенных продуктов приготовляется густая смесь. Придав ей желаемую форму птицы или животного и декоративно изобразив при помощи вспомогательных элементов (пара угольков, две-три подержанных спички, простая головная шпилька, пуговица от тужурки младшего члена семейства и т. п.) все, что может подчеркивать сходство копии с живым оригиналом. Затем приготовленное блюдо ставят в печь. В случае крайней необходимости оно вынимается оттуда и ставится на стол, первоначально для обозрения его заинтересованными лицами, а потом при наличии резко выраженных требований – и для уничтожения.

Так пошли в ход так называемые шуточные суррогаты.

* * *

Хозяйственные журналы предлагали своим читателям примеры того, как развеселить и не обидеть гостей, обойти ужином, и чтобы это вышло экономно:

– Я сегодня угощу вас чудным паштетом из дичи, – радушно говорит хозяйка, весело переглядываясь с мужем, – мне прислали его из одной уже завоеванной нами столицы одного европейского государства.

– Хотим паштета, – отвечают гости, – дайте паштета.

Тогда прислуга, одетая в чистое праздничное платье, вносить на подносе изящную металлическую коробку с закрытой крышкой.

– Попрошу, – предлагает хозяйка.

Один из наиболее голодных гостей и раскрывает коробку, не дожидаясь этого поступка со стороны экономных хозяев, и каково же общее удивление, когда на дне коробки оказывается простая платяная щетка, любовно перевязанная голубой ленточкой... Пока проходит общий взрыв хохота, несложных, но ярких замечаний в адрес хозяев дома, незаметно наступает общая сдержанность и характерное для таких случаев молчание. Стрелки часов, искусно подведенные во время общего замешательства той же прислугой, начинают показывать вместо законных десяти вечера – девять утра, и хозяин, извинившись перед гостями, начинает собираться на службу. Через десять минут радушная хозяйка провожает гостей, из которых многие так торопятся, что даже забывают подать ей руку.

Наконец последние суррогаты немецкой кухни окончательно выбили меня из гастрономической колеи.

Дело дошло до того, что берлинский профессор Гоберланд (если вы не верите мне, то значит, не верите и одной французской газете, которая так же несколько раньше меня, писала об этом) додумался до употребления деревьев в пищу. Дерево хватается, бросается в машину, которая измельчает его сердцевину, и получается пища. До сих пор так приготовлялась бумажная масса.

Теперь мне немецкий стол представляется уже в таком виде:

– Отрежьте-ка мне кусочек вон той яблоньки,– просит гость, пододвигая тарелку.

– А вы сосну-то, сосну-то не попробовали, – укоризненно улыбается хозяйка, – сама приготавливала.

– И сосну можно, – соглашается гость, – вот только попробую котлеточку из дубка под ельным соусом.

– На здоровье, кушайте... Сейчас еще рагу из орешника подадут.

Бедная немецкая кухня... Неужели же мне придется сознаться, что и английские пудинги с мозгами и вареньем перещеголяли тебя вкусом и питательностью... Спи с миром бедное, опозоренное немецкое меню...

Арк. Буховъ
Иллюстрированный еженедельный журнал «Заря», 26 апреля 1915.

[В оглавление раздела]